С. Беляев - Дневник русского солдата, ,бывшего десять месяцев в плену у чеченцев

Далеко было за полдень, когда мы пришли в аул, где должны были переночевать. Старик, знакомый моему хозяину, тотчас накормил нас; в благодарность за хлеб-соль, мне велено было нарубить ему дров. Я рубил до поту.

Невдалеке, на улице, стояла толпа мужчин, а мой Абазат красовался перед ними на сером коне, которого взял было за меня. Я не приветствовал его издали; вдруг Абазат меня кликнул, вся толпа обратилась; я бросил рубить, надел бурку, брошенную тогда на время работы, обвернулся башлыком, не торопясь подошел к толпе и ни кого не приветствовал. Абазат сошел с лошади и отдал ее прежнему владельцу; велел мне снять бурку и башлык и идти за собой.

Как я продан был, за глаза, то, вероятно, в этом ауле торг должен был кончиться, а Абазат расстался с конем. Он шел передо мною молча, торопя меня, где и бежал; но я шел мерно, показывая тем на свою усталость после работы и снег; на бегу он сбросил с себя полушубок, я также молча поднял его и надев уже не отставал.

Абазат торопился отдать плеть, взятую им на время в недальнем ауле.

Скоро мы дошли до аула Галэ, где на зиму жили его братья, Янда и Яндар-Бей. Меня приняли как гостя, оправдывали Абазата, который и не показался во всю ночь, просидев в другой сакле.

О неудаче Абазата тотчас же разнеслось по кутку нашему, и солдат, товарищ мой, ждал меня нетерпеливо. Поутру Янда проводил, меня к Високаю; мать, сестры и брат Цацы собрались навестить больную и взглянуть на новорожденного. Все мы поехали на санях.

Цацу обрадовалась родным, со мной поздоровалась сухо. Я ушел к солдату; встреча была радостная.

Утром пришел Абазат в саклю вдовы. Я рубил дрова. Поздоровавшись с хозяйкой, он вышел и, прислонясь к стене, стал говорить: «Ты, Сударь, сердишься на меня, что не хочешь и здороваться?» — «Разумеется, сержусь, — говорил я: ты не уздень — не верен своему слову!»

Сознаваясь внутренне в своей вине, он не обиделся таким ответом, лишь оправдывался, как и его братья; я молчал и продолжал рубить; он отошел прочь.

Поход в горы. — Встреча с Акой. — Покупка. — Казаки. — Весна в Гильдагане. — Приезд Хаухара. — Пленница казачка. — Бей-Булат. — Интересный торг. — Поздравления.

Прошло две недели. Абазат предлагал мне идти в горы, в работники к Эндийцам, как я просился. «С тем только пойду, — говорил я, — если пришлют выкуп, ты должен меня взять.» Он обещал. Поход отложен был на день. Абазат сходил между тем за Яндой, и мы отправилась втроем; к ночи пришли в Галэ. Весь вечер я продумал, перевернул весь свет и досадовал, что согласился. Абазат спрашивал о моей задумчивости; я отвечал: «Для чего ты скрываешь? ведь ты ведешь меня продавать: разве я уйду отсюда? Долго он не признавался, потом стал извиняться, что ни у него, ни у жены, ни у меня самого нет ничего и работы тоже. Я просил, продать к порядочному человеку.

На мое счастье, утром, приехал Ака. Обрадовавшись, я вышел ему навстречу.

— Марши-ауляга, Сударь! А-хунду этци? (Выражение «марши-ауляга» слово в слово значит «шествуй благополучно». — А-хунду этци? для чего ты здесь? А-хунду также — приветственное слово, то есть ну, что? или «хун-дош»? что слово? то есть что скажешь? что нового?)

— Абазат ведет меня в горы, — отвечал я.

— Яц, яц! — вскричал Ака, — ма-ойля! ма-ойля! (нет, нет! не думай, не думай!)

Я не верил ничему.

День прошел в переговорах. На утро Абазат, отозвав меня в другую землянку и заставляя клясться над своим талисманом, говорил: «Ты знаешь, что я тебя любил; сколько раз за тебя доставалось от меня жене моей! Грешно будет тебе не дать мне слова. Мне жаль продать тебя в горы; я отдаю тебя Аке, несмотря, что в горах взял бы дороже. Ака берет с условием: он дает мне лошадь, а я в придачу к тебе свое ружье; если ты проживешь до осени, то я пользуюсь лошадью; если же уйдешь, то лошадь я должен возвратить — и ружье мое пропадет. Поживи хоть до осени, а там как хочешь.» Я дал слово.

Условясь, мы вошли к Аке. Он встал, и взяв Абазата за руку, начал при свидетелях: «Вот, этот Газак (Газак — казак, или Русский вообще. Это название еще довольно ласковое, потому что они Казаков любят, несмотря, что те не милуют их. Они говорят: «Газак дяшгит! люля возур-вац! Нохчи-сенна! ваша.» то есть: Казак молодец! трубку не курит! словно Нохчиец, брат нам. ( Ваша собственно значит двоюродный брат.) Правда казаки не уступают горца в дяшгитстве.), это топ (ружье) беру я, а отдаю лошадь…» Старик рознял руки, я бросился к Аке на шею, поцеловал Абазата, который тотчас же ушел в хутор к Аке за лошадью; все стали поздравлять меня и Аку. Я был весел, Ака вне себя.