— А мне по-другому один старый человек сказывал. Мол, построен Хаджибей турками по повелению самого султана. Нарекли сию крепость Ени-Дунью — Новым Светом, значит... А после позабыли это название турецкое... Стали крепость по имени вашего татарского поселка Хаджибеем звать.
— Подожди, гяур! Не так все было, — прервал его ордынец. — Совсем не так! Не запомнили вы, урусы! — Лицо Селима покраснело, черные глаза заблестели. Сейчас он особенно походил на Озен-башлы.
«Ох, до чего же схож на брата! Только, пожалуй, погорячей его будет», — мелькнула у Кондрата мысль. Он продолжал незаметно, обдирая кожу о ремни, освобождать связанные руки. Несмотря на боль, он все же ухмыльнулся в ответ на последние слова татарина. Это еще больше разгорячило ордынца.
— Ты, урус, не смейся! Твой старик ничего о Хаджибее не знал. Слушай! Хаджибей строили мы, татары, а не турки. Может быть, когда из неволи освободишься, своим об этом расскажешь. А было вот как. — Он ближе подвинулся к пленнику. — Слышал я это еще в детстве от отца, который служил садовником при дворе последнего нашего хана Крым-Гирея. Тогда у хана чтецом священных книг был ученый человек Мегмет-оглы-бей. Он был приметен высоким ростом и красотой. Много путешествовал, много повидал на свете и умел рассказывать такие интересные истории, что вскоре стал одним из первых любимцев хана.
Мегмет-оглы-бей презирал женщин. Хан за это еще больше стал доверять ему во всем. В Бахчисарайском дворце Мегмет-оглы-бей чувствовал себя как дома и даже часто ночевал там. Однажды он попросил у Крым-Гирея дозволения совершить путешествие в Мекку и получил разрешение.
В отсутствие Мегмета хан был угрюм и печален. Он тосковал о своем друге-паломнике и, когда тот вернулся из путешествия, встретил его в белой чалме, как родного брата. По возвращении из святых мест Мегмет получил право на святое имя — Хаджи, и стали его все называть Хаджи-беем. Крым-Гирей полюбил его еще крепче.
— Хаджи-бей? — переспросил Кондрат, не спуская глаз с Селима. Он уже незаметно стянул ремни и теперь расправлял занемевшие руки.
— Да, Хаджи-бей, — повторил Селим, недовольный тем, что его перебили. И продолжал: — Прошел год. Как-то раз вечером хан вышел в сад. И вдруг под одной из чинар увидел любимую свою наложницу Фатиму в объятиях Хаджи-бея. Хан, не доверяя себе, стал протирать глаза. В страхе наложница убежала. А Хаджи-бей, вынув кинжал из ножен, протянул его хану и упал перед ним на колени, прося тут же убить его.
В гневе Крым-Гирей схватил кинжал. Замахнулся. Но овладел собой.
— Уходи от меня сегодня же! Уходи, и никогда не встречайся мне на пути, — сказал он своему неверному другу.
Через день Хаджи-бей отплыл на каком-то судне из Крыма в Стамбул, захватив с собой богатства, подаренные ему Крым-Гиреем. В Стамбуле он выпросил себе у султана деревушку Качибей, что находилась на берегу Черного моря. В этой деревушке он на свои деньги построил крепость. Турецкие корабли с той поры стали частенько останавливаться в гавани Качибея. Затем султан прислал в крепость несколько своих янычар и двенадцать пушек — все под команду Хаджи-бея. С тех пор Качибей начал называться Хаджибеем (Легенда эта приводится также В. А. Яковлевым в «Истории завоевания Хаджибея» (Одесса, 1889)).
Селим умолк.
— Но турки все равно отняли у вас, татар, Хаджибей, — сказал Кондрат.
— Такова воля аллаха, — согласился ордынец.
— А ты бы, Селим, хотел побывать на могиле своего брата?
— Это можно сделать только после войны. Я ведь дал клятву воевать с вами урусы, — с какой-то грустью ответил ордынец.
— Так я помогу тебе освободиться от клятвы, Селим!
— Это невозможно.
— Возможно,— усмехнулся пленник.
Вдруг на лице Кондрата появилось выражение тревоги, и он испуганно посмотрел в ту сторону, где были привязаны лошади. Селим невольно оглянулся. В ту же секунду огромное тело Кондрата распростерлось в прыжке. Ударом кулака в голову Хурделица сбил татарина с ног и навалился на него. Селим попытался было вырваться из объятий Кондрата, но, получив еще один удар в лицо, впал в беспамятство. Через несколько мгновений татарин был связан по рукам и ногам и приторочен к седлу в таком же положении, в каком недавно находился Кондрат. Хурделица забил ему в рот ту же самую тряпицу, что побывала в его собственном горле. Кондрат спрятал за пазуху разорванный пакет с документом, опоясался саблей, проверил кремни пистолетов и отвязал коней.
Читать дальше