Юрий Трусов - Хаджибей (Книга 1. Падение Хаджибея и Книга 2. Утро Одессы)

— Добре ты, Устиме, кажеш. Добре, — улыбнулся Семен. — Я тоже так думаю: коли мы сабли из рук выпустим, паны нас в бараний рог скрутят.

— Ну я-то не выпущу. Мне ярмо на шею паны не наденут. Лучше в бою сгину. — Он любовно погладил лезвие сабли и вложил ее в ножны.

Несколько минут казаки молча глядели на яркое пламя костра. Потом Яков Рудой затянул было любимую казачью песню:

Їхав козак за Дунай,

Сказав дівчині прощай…

Но Устим перебил его.

— Почекай, друже... Я иную песню знаю, ее вы еще не слыхивали. Да, может, не скоро и услышите. Про Емельяна Ивановича Пугачева.

— Да ты ж, Устиме, никогда не пел, — удивился Чухрай.

— А вот послухай. — И он низким голосом затянул:

Из-за леса, леса темного

Не бела заря занимается,

Не красно солнце выкатилося —

Выезжал туто добрый молодец,

Добрый молодец Емельян-казак,

Емельян-казак сын Иванович.

Песня заканчивалась воспоминанием о сражении, где

Мы билися трое суточки

Не пиваючи, не едаючи,

Со добра коня не слезаючи...

Эти мужественные и гордые слова напоминали каждому о его собственной трудной судьбе. Запретное имя Пугачева как бы окрыляло их. И каждому песня Устима - эта российская песня, казалась близкой, словно сложена была она не на Волге, а их дедами и прадедами на родном Днепре.

На вторые сутки путь беглецам преградила широкая гладь замерзшего озера Катлабух. Казаки попробовали было перейти озеро, но лед его оказался тонким. Даже у берега он стал трещать, расходиться под ногами. Чухраи в сердцах содрал с седой головы папаху и ударил ею о землю

— Эх, подвела ты меня ныне, зима! Слаб мороз не мог доброго льда сковать! Придется нам, браты, - обернулся он к казакам, - опять по опасному шляху идти. Выхода другого не было. Единственный путь на Аккерман пролегал только по наезженной дороге, где их могла настигнуть погоня.

Посоветовавшись, казаки решили пойти на риск и не дожидаясь сумерек, повернули на аккерманский шлях.

Не прошли они и десяти верст по этой дороге, как их настигла сотня гусар.

Черные всадники неожиданно вынырнули из ночной тьмы и окружили казаков. Чухрай взглядом опытного воина сразу оценил положение, в какое попал его отряд. Он понял, что сопротивляться бесполезно. Хорошо воооуженной конной сотне не стоит большого труда в миг перерубить пеших черноморцев. Оставалась слабая надежда — обмануть гусар, и Чухрай, приказав казакам сохранять спокойствие, пояснил наехавшему на него рослому, богатырского телосложения гусару, судя по серебряным шнурам на его черно-зеленом ментике, офицеру, что они из полка черноморского по распоряжению начальства переводятся в Аккерман. Семен не умел складно врать и притворяться, поэтому произносил это не очень убедительным тоном. Заикаясь, хриплым, взволнованным голосом повторял он по нескольку раз одно и то же...

Офицер в упор посмотрел на Семена, и только тогда казак узнал в нем Хурделицу. Чухрай, удивленный и одновременно обрадованный, открыл было рот, чтобы воскликнуть «Кондратка!», но Хурделица, опережая его порыв, до боли сжал его плечо и громко спросил:

— А скажи, старый, по дороге беглых ты не встречал?

«Не выдаст нас Кондратка», — подумал Семен и, еле скрывая радость, ответил:

— Никак нет, ваше благородие.

— Куда ж они к бису девались?! — воскликнул притворно сердито Хурделица и, сняв руку с плеча Семена, как бы давая понять Чухраю, что разговор окончен, повернул своего коня.

— Ваше благородие, да разве вы не бачите, что это беглые и есть перед вами? Вы ведь сейчас с их главным атаманом говорили! Иль Чухрая самого уже не признали? — вдруг раздался знакомый Семену сиплый голос.

Из рядов конников выехал одетый в казачий кафтан всадник. Среди беглецов произошло движение, раздался глухой грозный ропот. Казаки узнали Григория Супа!

Многие черноморцы схватились за сабли, чтобы расквитаться с предателем, но их остановили слова Хурделицы.

— Ты что, братец, городишь! Какие это беглые? Видно, горилки хватил без меры, что в глазах у тебя помутилось... Ты погляди на них: разве беглые строем ходят? А старшина их разве Чухрай? Правда, он схож на Чухрая, да и только. Тот и ростом повыше будет и поплотнее в плечах. Я его, братец, добре знаю! Получше тебя, — отчитывал Супа Кондрат. В переливах его баса звучала явная насмешка. — Вот что значит горилку хлебать без меры... Тебя мне господин комендант отрядил беглых помочь сыскать, а ты только путаешь, братец. Делу помеха...