Виктор Петелин - Восхождение, или Жизнь Шаляпина

А сколько тут своих сложностей, противоречий, безысходных желаний, азарта, неудовлетворенностей. Действительно, как в самом наисовременнейшем театре. Не зря ведь так любят люди карточную игру. Взять хотя бы князя Сумбатова, выступающего под псевдонимом Южин. После театра — сразу в литературно-художественный кружок… Вечер для простых смертных подходит к концу, а там, в потаенных комнатах, о которых мало кто догадывается из непосвященных, собирается московская карточная элита, и до утра… Пропустишь по рюмочке превосходнейшего коньячку, а то и фужер отличнейшего вина, посмакуешь, почмокаешь про себя — и снова за дело…

Вот всем хорош Горький, а не играет… Да что он говорит? Как это он не играет… В карты не играет… А так все время, что он его знает, играет свою роль, и играет превосходнейше… Если б не стал он писателем, то стал бы актером. А вот Леонид Андреев сегодня почему-то не спускал с него глаз… Смотрел бы на Горького, ведь именно Горький его вытащил из неизвестности, опубликовал в альманахе «Знание», издал два тома рассказов и повестей, в том числе и нашумевшую «Бездну», о которой уж очень критически отозвалась в печати графиня Софья Андреевна Толстая. Ясно, что и «Новое время» не упустило возможности обрушиться на молодого писателя.

Шаляпин пришел домой, приласкал своих детей, обнял Иолу Игнатьевну, быстро пробежал десятка два писем и записок с бесконечными просьбами выступить в благотворительных концертах, достать два — четыре билета на очередное выступление в Большом театре. Кто только не просил у него билеты… Артисты, художники, купцы, рестораторы, официанты, чиновники, аристократы, партнеры по карточной игре. Залетел высоко, всем виден, всем захотелось послушать и посмотреть Федьку Шаляпина… Вот так залетел… Ну да ладно, с этим он разберется… Мало ли кто его просит. Не может же он все просьбы удовлетворить. Может же он чуточку понежиться и отдохнуть после такого сложного гастрольного лета. Одесса в мае — июне, Рига в июле, Нижний в августе. К тому же все время обдумывал новую роль Еремки во «Вражьей силе». И так всегда. Труд. Труд… Без отдыха, без пауз, порой без сна. Ведь 20 сентября его первое выступление в «Фаусте», а потом, через несколько дней, видимо, он впервые выступит со своим Еремкой. А это не такая простая партия, не говоря уж о постановке. Удастся ли режиссеру сколотить ансамбль… Единственное, о чем он попросил милого Теляковского, — это выступить с Еремкой несколько раз подряд, чтобы отточить роль пластически…

Шаляпин, конечно, знал, что Александр Николаевич Серов не успел закончить свою оперу. Особенно эта незаконченность была ощутима в последнем акте. Говорили, что разногласия с Островским, который многое сделал для создания либретто по своей драме «Не так живи, как хочется», произошли именно из-за концовки оперы. У Островского разгульный Петр собирается покончить жизнь самоубийством, останавливается у проруби, но вдруг в этот момент раздается благовест, который заставляет его одуматься и возвратиться к своей семье осознавшим свои прегрешения. Серов же попытался драматизировать душевные переживания Петра, заставив его «зарезать жену, как курицу». Этот трагический конец получался несуразным, неубедительным, что не могло не отразиться и на музыкальном воплощении роли, утратившей к финалу свою убедительность и силу.

Работая над партией Еремки, Шаляпин все время ощущал двойственность в себе, какое-то непонятное противоречие. А потом понял: в самой роли, в характере его героя есть это незримое для него противоречие… К какой эпохе относится его герой? Серов поместил своих героев в XVII век, то есть в тот век, который хорошо ему знаком по «Борису Годунову». Но в опере мало музыкальных и бытовых примет именно XVII века. И Шаляпину все время казалось, что действие оперы происходит в современные дни, на какой-нибудь фабричной окраине Москвы. Ведь у Островского рассказывается о XIX веке, о событиях вполне понятных и злободневных для зрителя.

Шаляпину нравились бытовые, комические и некоторые лирические сцены оперы. Драматические эпизоды, речитативы казались ему слабыми, невыразительными и даже нелепыми. Что-то добродетельное и тоскливое чувствовалось в первом акте, драматически-несуразное — в последнем. Только Еремка — его Еремка — может вытянуть весь спектакль. Но и в этой партии нет красивых арий, нет чистой кантилены, кроме знаменитой масленичной песни «Широкая Масленица, ты с чем пришла…». Необходимо искать игровые краски для создания образа, лежащие за пределами драматургии оперы, а это как раз нравилось Шаляпину: здесь открывался простор для поисков. Не только петь, но именно играть. Вот главное, что он мог внести в исполнение этой роли. Сколько таких забубённых головушек бродит по Руси, которых он воочию видел. Он первый в опере сыграет этакого босяка, а уж потом актеры его любимого Художественного пусть играют «На дне» в драме. Еремка — это своего рода тоже дно, человек, которого жизнь, обычная, нормальная, не принимает, бросает в разные стороны, пока он окончательно не опускается…