Виктор Петелин - Восхождение, или Жизнь Шаляпина

Тертий Иванович жил широко, хлебосольный дом его был открыт для многочисленных друзей, знакомых, деловых людей. Бывали вечера случайные. Но раз в год, 4 января, в день, на который приходились именины хозяина, устраивался большой музыкальный вечер. Прекрасная квартира государственного контролера на Мойке, у Синего моста, привлекала чисто семейным уютом, чуждым всякой официальности. Гости всегда чувствовали себя непринужденно, свободно беседовали друг с другом до концерта, а уж когда начинался концерт, все невольно замолкали, настолько это было всегда неожиданно прекрасно!

Чаще всего в устройстве вечеров Тертию Ивановичу помогал Милий Алексеевич Балакирев, его давний друг и единомышленник. Однажды Балакиреву не понравилась программа предполагаемого вечера. Он тут же написал Тертию Ивановичу письмо: «Сегодня обдумывал о Вашем музыкальном вечере и пришел к следующему: нельзя ли Вам разделить его на два раза, чтобы не смешивать две музыки, между собой общего не имеющие? Я бы думал один музыкальный вечер сделать с армянином-певцом (тенор Н. Г. Шахламян. — В.П. ) и дополнить солистами Дегтяревым и Кузнецовым, которые могли бы исполнить разные Reveries (грезы, то есть салонные пьесы. — В.П. ), фантазии, ноктюрны и вообще пьесы легкого содержания, подходящие по характеру к садовой музыке и к тем пьесам, которые может спеть армянин и которые и Вы называете банальными. При этом был бы уместен хор Бермана и рассказы Горбунова. Мешать же такую музыку с теми трио, которые я бы мог играть, было бы несообразно. За это тот же Михаил Николаевич Островский резко бы осудил и Вас, а еще более меня, обязанного Вам это объяснить и предостеречь. Другой же вечер можно сделать при той музыке, которую я мог бы продуцировать при участии гг. Кузнецова и Дегтярева, и, наконец, на одном фортепиано. Этот второй вечер мог бы доставить большое удовольствие Островскому как серьезно занимающемуся музыкой, и тут, конечно, Делянов (министр просвещения. — В.П. ) был бы лишний, и чем теснее был бы кружок и отборнее в смысле музыкальной развитости, тем довольнее были бы и исполнители и слушатели. За такое же смешение, о котором была речь вчера, мы все подвергнемся осуждению, в особенности я, и даже мои сотоварищи мне этого не простят, хотя и не выскажут. Спешу Вам об этом написать, покуда Вы еще не начали делать распоряжений к 23 ноября. Забегу к Вам потолковать специально об этом».

Но чаще всего приглашенные на эти музыкальные вечера бывали благодарны гостеприимному хозяину. «Позвольте еще раз поблагодарить Вас за высокое наслаждение, которое Вы доставили бывшим у Вас на вечере. После обычного холода петербургских салонов у Вас вполне можно было согреться. Мне припомнилось что-то давно прошедшее, русское и родное, чего теперь не встретишь», — в этом письме одного из посетителей музыкальных вечеров Тертия Ивановича Филиппова дана точная характеристика той атмосферы, которая возникала на этих вечерах.

Мусоргский, Балакирев, Островский принимали участие в этих вечерах. Тертий Иванович привлекал и начинающих талантливых певцов, артистов драматических театров, много лет его связывала дружба со знаменитым артистом и писателем Горбуновым. С помощью Тертия Ивановича первые артистические шаги к славе сделали Мравина, Яковлев, теперь солисты императорского театра, Морской, Майборода. А сколько просьб ему приходилось выслушивать относительно устройства на службу… или в оперу, консерваторию! Ныне знаменитый пианист Гофман тоже выступал у Тертия Ивановича Филиппова. Так что круг его интересов не был ограничен только народной песней.

Ох, сколько наветов, грязи, скандалов… Каждый ведь человек, а сколько в человеке — всего и всякого!.. Вот прислал письмо Балакирев, а вместе с письмом прислал копию своего письма Афанасию Федоровичу Бычкову, директору Публичной библиотеки. Да, Милий Алексеевич дурно отзывался о Рубинштейне. И вот письменно заявляет, что он не изменит своего отношения к Рубинштейну и никогда не менял и не изменит. Он не будет участвовать в юбилее Рубинштейна потому, что не уважает его как композитора, помнит его острые выступления о русской музыкальной школе, его резкие статьи об операх Глинки, очень огорчившие самого основателя русской музыкальной школы, который тогда был еще жив… Тертию Ивановичу рассказывали, что Владимир Васильевич Стасов на каком-то музыкальном вечере громоподобно заявил об отказе Балакирева участвовать в юбилее Рубинштейна по идейным соображениям. Естественно, это широко разошлось по Петербургу, и пришлось Балакиреву писать объяснительное письмо. И Тертий Иванович совершенно согласен с Балакиревым: правильно, из уважения к общим нашим друзьям он действительно должен бороться с клеветой, хотя бы и идущей от Стасова. Нет, Балакирев блестяще вышел из положения, послал в дар Императорской публичной библиотеке подлинный манускрипт сонаты Антона Григорьевича Рубинштейна… Действительно, этот автограф «неподражаемого пианиста и высокого музыканта, имеющего огромное значение в истории нашего музыкального искусства как основателя Императорского музыкального общества и консерватории, окажется нелишним для пополнения имеющейся в Публичной библиотеке коллекции автографов замечательных музыкантов»… Вот ведь как вышел из положения… Надо сегодня же всем рассказать об этом письме… Давно идут разногласия в музыкальном мире… И ему самому пришлось выступить со статьей «Глинка или Рубинштейн», в которой поставил все точки над «i». Балакирев тогда написал ему письмо, что статья доставила ему такое наслаждение, какое редко приходится испытывать. Хвалил конец статьи: «Их слава в стыде их…» Истинно, что конец — делу венец…