Дмитрий Балашов: Святая Русь. Книга 1

Да! Судьба дала ему куда меньше, чем Хусейну, как-никак внуку Казагана! Старый Тарагай не совершал подвигов. Он пас баранов и кормил семью. Хлопотал, дабы Тимур окончил школу. Познакомил его, тогдашнего нравного мальчишку, с шейхом Шамс-эд-Дином Кулали и тем дал его голове всегдашнюю защиту высших сил. Он ведал, чуял, старый хлопотун Тарагай, что сына ждет непростая судьба! Да, его не научили арабской речи! Однако воину-турку достаточно знания таджикского и персидского, кроме своего турецкого языка. Как унижался отец, вводя его во двор властного Казагана!

А эта полулегенда-полумечта о монгольских предках из рода Барлас…

Монгольского языка он уже не ведает, как не ведает его никто из нынешних Барласов Мавераннахра! И лицом он уже не монгол: и высокий рост, и ширина плеч, и этот нос, эти крупные губы, и густая борода, и цвет глаз — все досталось ему от иных, местных предков. Быть может, от древних согдов или таджиков. Арабского в нем тоже нет ничего. Он турок, тюрк, и все-таки род Барласов, капля крови победоносного монгольского племени, — это то, что помогало и помогает ему всегда. Если бы еще он каким-нибудь боком был Чингизидом! Но этого нет, и он не будет придумывать себе иную родословную!

Честь воина — в его деяниях! Ему, Тимуру, достаточно звания эмира или гури-эмира, эмира эмиров, что тоже еще впереди…

Нет, не баранов воровал он у местных жителей! Когда Тарагай, состарясь, ушел от дел, он, Тимур, принял отцовы стада и рабов, устроивши все должным образом. В его Кеше никогда не творилось ни диких поборов, ни грабежей!

Это Хусейн не постыдился потребовать дань с его, Тимуровых, эмиров, дабы расплатиться за свою неудачную войну! И когда Тимур, расплачиваясь за своих обнищалых соратников, отдал драгоценности Ульджай-ханум, Хусейн лишь посмеялся, узревши перстень своей сестры, но и не подумал вернуть его.

Родной сестре! Жене Тимура! Жене сподвижника, не раз и не два спасавшего его от гибели! Он был скуп и скареден, он был жаден и чванлив, эмир Хусейн, хозяин Балха!

И как все когда-то хорошо начиналось! Он верно служил Казагану, трижды спасая его от ножей убийц! Он верно служил затем Туклук-Тимуру, охраняя Мавераннахр. Думал ли он тогда, что об него вытрут ноги, что его вышвырнут, как старое платье, что хакан посадит на престол Мавераннахра своего сына Ильяса-Ходжу!

Вот так и обрушилась его «честная служба»! Обрушилась враз, ибо, когда Ильяс-Ходжа явился с войском, эмиры вновь разбежались, как мыши, и они с Хусейном вынуждены были бежать в Сеистан.

У него оставалось всего шестьдесят всадников, когда отряд стала догонять тысячная толпа добровольных радетелей Ильяса-Ходжи. И он принял бой, самый отчаянный бой в своей жизни! Бой, когда дюжины его жалкого отряда во главе с отчаянными эмирами Тага-Бугай Барласом и Сайф-эд-Дином Никудерийским раз за разом врубались в гущу вражеской конницы. Бой, когда победить было невозможно и все оставшиеся в живых его эмиры стали героями, обращая вспять и расстраивая сотни врагов, когда он сам, пеший, с мечом в руках спасал от гибели эмира Хусейна! Бой, в котором надобно было стать Рустемом или Исфендиаром, дабы победить; бой, в котором он дрался, как Рустем. И все же, потеряв и растеряв всех, должен был отступить едва с семью соратниками…

Под ним дважды убивали коня, и Туркан-ага отдала ему своего, и все равно шесть десятков не сумели одолеть тысячу, и когда он скакал по степи, вновь уходя от погони, полсотни врагов все еще догоняли его крохотный караван…

Не хватало коней, жена и сестра шли пешком. По дороге попался колодец. У пастуха купили двух баранов, дабы накормить падающих от голода соратников. В пути к ним присоединились трое подлых грабителей и ночью украли коней, а после того их всех чуть не убили туркмены.

В местности Махмудия их настиг, полонил и перевязал эмир Али-бек Джаны-Курбаны. Не расспрашивая ни о чем, пленников привезли к нему и Тимура кинули в яму, где ползали по вонючим обрывкам шкур неисчислимые стада вшей, буквально сжирая его тело, где черствые огрызки чьих-то трапез да гнилая вода были его единственным кормом, где, верно, сотни пленников ходили под себя год от году и посему лежать приходилось на грудах полусухого человечьего кала, в лужах застарелой мочи. И так — пятьдесят два дня подряд, без света, надежды, слова хоть о каком-то конце!

Вот оттуда, из смрадной, полной паразитов ямы, и началось его новое, нынешнее восхождение! С того часа, когда он, уговорив стражника, получил меч и, разрезав путы на ногах, выбрался из затвора, разогнал испуганную охрану и ворвался во дворец туркмена, которому (Аллах не отвернулся от Тимура!) как раз доставили письмо его родного брата, советовавшего выпустить и одарить пленника. С тех пор он, Тимур, положил в сердце своем никого не ввергать в оковы без суда и следствия.