Дмитрий Балашов - Святая Русь. Книга 2

— Не я один! — отвечает.

— Все одно! — супится сын. Ему надобно, чтобы его отец был героем.

И, неволею подчиняясь сыну, Дмитрий досказывает:

— Будет срок, разобьем с тобою и этого хана!

— И даней не будем давать!

— И даней не будем давать! — эхом отвечает отец, и сам думает: сумеешь ли ты, отрок, принять груз на свои плеча? Не уронишь ли?

В этот час, краткий час прозрения, понимает Дмитрий, что власть — прежде всего долг и великая мера ответственности перед всею землей и перед всем языком русским. Смутно чует, что и он далеко не всегда был на должной сану своему высоте и в делах, и в думе, и в распорядке княжеском. Как-то ты, сын, будешь править без такого наставника, коим был покойный владыка Олексей!

Он, вопрошая, взглядывает в лицо Василию, и тот понимающе кивает головой:

— Игумен Сергий будет сей час! Он уже выходил из монастыря, а от коня отрекся.

— Пеш ходит! — кивает головою отец. И уже не думает, слушает. Кажется, эта суетня, какая-то новая, внизу, на сенях, означает приход преподобного.

Василий вприпрыжку убегает встречать маковецкого игумена, а Дмитрий медленно осеняет себя крестным знамением, заранее каясь в проявленной слабости и мрачных мыслях нынешних, ибо уныние такожде, как и гордыня, грех, непристойный христианину.

«Отче! — просит он пустоту, глядя на икону в мерцающем жемчужном окладе. — Отче! Прости и укрепи! Что бы я делал и без тебя тоже, святой муж, среди соблазнов и страстей света сего! Без тебя с Федором!» — поправляет себя князь, еще раз с горем понимая, что прощенный и приближенный им Пимен никак не может заменить Олексея на престоле духовного владыки Руси.

Сейчас, в присутствии игумена Сергея, Федора Симоновского, Аввакума, Ивана Петровского, Спасского архимандрита и иных, бояр и духовных, будет прочтена прежняя грамота, по которой Василию оставляется на старейший путь само великое княжение, град Коломенский, села, угодья, коневые стада, борти и ловища, треть Москвы и прочая, и прочая, дабы не исшаяла, не расточилась, не растеклась вновь по уделам собранная воедино земля, чтобы не изнемогла и не ослабла единая власть, без которой (все ли бояре великие понимают сие?) не стоять Руси великой!

Благословить Василия. И — скорее в путь! Тверской князь Михаил с сыном Александром уже давно устремили в Орду. В Орде нынче ярославские, ростовские и суздальские князья, и — не устроили бы вновь какой пакости Семен с Васильем Кирдяпой!

В доме Федоровых суета. В числе свиты с княжичем Василием — бояр, кметей, холопов и слуг, толмачей, слухачей, поваренных мужиков, конюхов, гребцов, многоразличной обслуги, духовных лиц и гостей торговых, в Орду отправляется и сын покойного Никиты Иван.

Наталья Никитична у кого только не побывала, устраивая сына в княжую службу. При нынешней бестолочи в делах митрополичьих, при том, как к новому владыке, Пимену, относился весь московский посад, да и большая часть духовных (скаредность и лихие поборы нового владыки не радовали никого), оставлять сына под началом митрополичьей дворни ей не хотелось никак. Но и служба, которую вымолила, выпросила, почитай, вдова Никиты, не была премного почетней, не обещала долгих спокойных лет, да и легка не была. Требовалось сопровождать в Орду, к новому хану, княжого отрока, а там, по возвращении… Да и что там теперича, в Орде? И захватить, и в рабство продать могут! А ежели беда какая с княжичем Василием?! И князь не простит! (И себе не прощу тогда, что отослала сына в Орду!) И даже такое подходило — пасть в ноги сыну теперь: «Все брось, мол, оставайся дома!» Но уже и чуяла, и понимала — поздно! Такого ей и сын не простит!

На расставанье уже, среди всегдашней бестолочи сборов, зазвала Ивана в горницу. Стыдно баять было, но и не сказать — нельзя.

— Попробуй, сын, подружись с княжичем Василием! Ему престол надлежит! Не кори меня, старую, а наш, михалкинский, род (уже себя не отделяла от мужевых предков) силен был службою князьям московским! Федор Михалкич грамоту на Переяслав князю Даниле добыл, дак вот с того! И другом был князю с отроческих никак летов. А и Мишук, дедушко, а и батя твой, Никита! И еще сильны были мы, Федоровы, щедротами Вельяминовых. Помнишь, маленького водила к Василь Васильичу? А тысяцкое ушло, и ихней заступы уже, почитай, не стало… Сам понимай! И терем тот продан, в коем я останавливала, бывало, на Москве… И еще держались волею покойного владыки Алексия! Мне он подарил ладу моего, тебе — жизнь. Казнили бы в те поры Никиту, и ты не был бы никогда нарожден на свет! Дак вот ото всех тех оборон что осталось ныне? Матерь твоя довольно навалялась в ногах у сильных людей, и…