Евгений Акуленко - Ротмистр

Евдокия молчала.

— Спешу заметить, что судьба твоя, в любом случае, двоякого толкования не вызывает, увы. Уж так сложились обстоятельства, — губы незнакомца тронула ухмылка. — Так что предлагаю прекратить эту агонию. Однако, если ты решишь продолжить… — незнакомец сделал неопределенный жест. — Пойми, я не стану разбираться, кто тебе более дорог, кто менее. Я прикончу всех, подчеркиваю, всех людей в радиусе полумили. Не спасется никто.

— Я хочу проститься с ребенком.

— Нет, — незнакомец покачал головой. — Никаких прощаний, писем, драм. Только ответ. Итак?

— Кто-нибудь из моих… жив…

— О, да! — успокоил незнакомец. — Можешь не волноваться! Дело, так сказать, продолжить есть кому.

— А…

— Рон? — губы незнакомца тронула едва заметная улыбка. — Рона нет…

Евдокия пошатнулась, беспомощно оглядела обрубки пальцев, наградила долгим взором лежащего без памяти Савку. И прошипела в лицо пришельцу, будто плеснула ядом:

— Гореть тебе в аду, тварь!.. Делай свое дело…

Воздух разрезал отросток, увенчанный серпом-когтем, брызнуло красным.

— Мы не верим в ад…

— И что же, это ваши чертежи?

— Мои.

Инженер Валленштайн в третий раз задавал один и тот же вопрос и, не слыша ответа, погружался в размышления. Не старый, но рано полысевший с широко посаженными чуть навыкате глазами, он напоминал лягушку, изумленно разглядывающую севшего на нос комара.

— А вот это что вот?.. — в бумагу ткнулась дужка очков.

— Ротор.

— Что вы… Надо же…

Ревин переборщил. Новой конструкции электродвигатель вызывал не легкую заинтересованность, а оторопь. Йохан терпеливо ждал.

— Значит, ток отсюда… Вращаем так… Нет, не будет работать! — приговорил наконец Валленштайн. И нараспев повторил: – Не бу-дет!..

Йохан молчал.

— У вас, может, действующая модель имеется? — Валленштайн оторвался от чертежа и близоруко смерил соискателя взглядом. — Нет? Жаль, жаль… Тогда, может, патент? Нет? Ну-у… — Валленштайн вздохнул и собрал губы дудочкой. — Я право, теряюсь…

— Если вам неинтересно… — Йохан сделал попытку чертежи забрать, но Валленштайн намертво вцепился в листы.

— Стойте, стойте!.. Если поразмыслить… Где-то доработать… Попробовать, в конце концов… Ожидайте здесь! — велел Валленштайн и скрылся за дверью с ворохом бумаг.

Оставленный в одиночестве Йохан прогулялся по кабинету, изучая корешки книг, и расположился в кресле, предварительно отвернув его от солнечного света. За последние восемь месяцев Йохану столь часто приходилось изображать инженера, что порой казалось, будто он и на самом деле инженер. Йохан перезнакомился едва ли не с каждым относительно сведущим специалистом в области электротехники и машиностроения, знал в лицо всех заводчиков Европы и Америки крупнее владельца примусной лавки и мог легко подыскать себе приличную должность просто предъявив пару рекомендательных писем. Он варился в курсе последних новостей, патентов, околонаучных сплетен и стопками прочитывал технические журналы. И если бы не был обязан Ревину жизнью, Всевышний тому свидетель, то давно бы уже послал к чертям всю эту затею.

Тогда в холодном российском захолустье, в зачумленной Ветлянке Ревин не просто отогрел и выходил его. Но вместе с толикой крови передал невосприимчивость ко всем формам заразных заболеваний, известным ныне, включая бубонную чуму. Осознание этого факта пришло не сразу, но без крови Ревина Йохан попросту умер бы. Восемь месяцев он сотоварищи занимался поиском неизвестно чего, привычным, впрочем, для себя занятием. На сей раз объект мог быть где угодно, заниматься чем угодно и как угодно выглядеть. Хоть, к примеру, как Ливнев или сам Йохан.

Ревин очертил круг косвенных признаков, под кои, по его мнению, чужак непременно должен был подпадать. Во-первых, искать следовало человека небедного, крупного торговца, фабриканта, знатного вельможу. Проживающего в большом, промышленно развитом, богатом квалифицированной рабочей силой городе где-нибудь в Северной Америке или Западной Европе. И, наконец, этот самый господин должен иметь самое непосредственное отношение к науке. Или лично, или, что более вероятно, финансируя исследования. Йохан под видом молодого инженера устраивался к кому-нибудь в лабораторию или на завод и производил проверку. Сам Ревин на подобные вещи не отваживался: чужак знал его в лицо. "Как я его узнаю?" – недоумевал Йохан. "Чрезвычайно просто! – заверял Ревин. — По запаху!" Именно по этой причине роль инженера поручили играть Йохану с его невозможным обонянием, а не, скажем, более сведущему в технике Вортошу. "Но по запаху чего, пардон?" "Не спутаете". Йохан обнюхал все восточное побережье Соединенных Штатов и добрую часть Старого Света. И, надо сказать, пребывал не в восторге от своей деятельности, потому как инженеры, а тем паче ученые, пахли не всегда хорошо. Барон фон Зейкис имел широкие интересы в ювелирном деле, на судостроительных верфях, а также долю прибыли в недавно прорытом канале к Северному морю. А в последнее время еще снискал себе славу мецената, широко финансируя разнообразные научные изыскания и выкупая всевозможные патенты. Случай едва ли не идеальный. Но смутное чутье отчего-то подсказывало Йохану, что искать здесь нечего…