Евгений Акуленко - Ротмистр

Загоруйко, погруженный в свои мысли, не заметил Шлепкова, попыхивающего трубкой, и пролетел мимо.

— Да… Изумительный…

В гостиной колыхнулась штора, и Загоруйко отшатнулся от луча света, упавшего на лицо. Повисла неловкая пауза.

— Эх, молодой человек…

— Оставьте, Федор Палыч! — перебил Загоруйко. — Я не нуждаюсь в утешениях! — и замолчал, чтобы не разрыдаться.

— А я и не собирался вас утешать! Напротив! Вы сами во всем и виноваты! Нужно бороться! Зубами выгрызать себе место под солнцем! Наивно предполагать, что счастье свалится вам в руки само. Мужчина вы, в конце концов, или нет?..

— Но позвольте, — пролепетал Загоруйко, — неужели все так заметно?..

— Тоже мне, тайны мадридского двора! — Шлепков фыркнул. — Психологический этюд… Тут же все как на ладони, как мошки под увеличительным стеклом… Скажу вам, час назад Светлана Николавна и Евгений, как его там по батюшке… вернулись с прогулки. Однако, — Шлепков позволил себе выразительный жест, — подошли к дому порознь, и, хе-хе, с разных сторон. Это о чем-то да говорит!..

— Спасибо! Вы правы! Спасибо, Федор Палыч! — Андрей горячо потряс руку Шлепкову. — Я должен идти!

— Не наделайте глупостей!.. Шлепков проводил удаляющуюся фигуру взглядом и усмехнулся. "Ну же! Ну же! Наделайте!.. Сделай хоть что-нибудь, бесхребетный мечтатель, трус! Где шекспировские страсти? Где горячие слова, где перчатка в лицо? Где бессонные ночи, липкий холодок утра, страхом сползающий по спине? "Не желаете ли примириться? Сходитесь!.." И одинокий выстрел, вспугнувший стаю воронья, и слезы безутешной возлюбленной: "Ах, вы убили его!.." Шлепков зевнул: "Боже! Как же здесь скучно!"

— …Ответьте только на один вопрос, вы ее любите? — Загоруйко дышал тяжело и часто. Он был бледен той крайней степенью волнения, за которой наступает либо безумие, либо обморок.

Напротив, сложив руки на груди, стоял Ревин. Сейчас бы самое время высказать в лицо обидчику все заученные перед зеркалом фразы, но язык отчего-то отказывался ворочаться, а мысли подло расползлись по щелям подобно змеям. Хуже того, Андрей не чувствовал к Ревину никакой ненависти.

— Вы любите ее? — повторил Загоруйко и устыдился своего дрогнувшего голоса.

— Нет, — покачал головой Ревин. — Не люблю.

— Как… Как же тогда…

— Как же тогда я посмел? Вы это имеете в виду? — Ревин нахмурился. — Послушайте, молодой человек. Вот что я вам скажу. Через несколько дней мы с моим другом уедем, и я клянусь, что боле никогда не появлюсь в этом доме. Поверьте, чувства Светланы Николавны для меня явились в высшей степени неожиданностью. Мне нечем на них ответить. Отеческая опека, симпатия – это, пожалуй, все, что я испытываю к этому милому созданию. Но, оттолкнув ее, я нанес бы девичьему сердцу глубокую рану, непременно переросшую бы в смертельную обиду и уверенность в собственной неполноценности. Уверяю вас, пройдет время, и Светлана Николавна не вспомнит обо мне… Прошу вас, не мните вы эту перчатку, уберите подальше от греха!..

— Вы лгали ей…

— Я не сказал ей ничего такого, о чем жалею сейчас или пожалею в будущем. Однако хочу заметить, что перед вами отчета в своих поступках не несу никакого.

— Вы – подлец! — промямлил Загоруйко. — Я требую удовлетворения!..

— Простите, не расслышал ваших последних слов, — Ревин буравил собеседника взглядом. — Но если вы решите повторить их при свидетелях, я убью вас. — Ревин коротко поклонился и вышел. "Позор! Боже, какой позор!", Загоруйко без сил прислонился к стене и обхватил голову руками.

На следующий день Загоруйко не вышел ни к завтраку, ни к обеду, а после и вовсе, ни с кем не простившись, уехал, послав Николаю Платоновичу записку. Об этом посудачили и благополучно забыли. Однако дальнейшие события приняли неожиданный оборот. Вскоре Загоруйко появился вновь, да не один. С ним приехал некто Бисер Талманский, высокий черноглазый красавец болгарских кровей и благородного происхождения. Из-под широкого ворота белоснежной рубашки кучерявились волосы, во взоре плясал дикий огонь, а голос лил густым медом. Стоит ли упоминать, что Крутояровы приняли Талманского со всем радушием! Оказался он картежником, был не дурак насчет выпить, и сразу же бросился в атаку, явно положив глаз на Светлану. Андрей ходил бледный, как смерть, появлялся на людях редко, почти ничего не ел, и только неотрывно глядел на Светлану взглядом, полным отчаяния загнанного зверя. Татьяна Ильинишна даже поинтересовалась, не болен ли часом он, и не нужно ли послать за доктором. Для всех оставалось загадкой, зачем же ревнивец Загоруйко притащил с собой потенциального соперника. Генерал Коровин считал, что Андрей проигрался в карты и ввел Талманского в дом Крутояровых в счет уплаты долга. По мнению помещика Сивохина, движущим мотивом здесь служила месть, и пылкий болгарин должен был отбить Светлану у Ревина. Но истина оказалась иной. Правда, узнали ее не все.