Александр Дюма - Жизнь Людовика XIV

— А вы, — сказал Бассомпьер, — вы также переменились — окрасились, вымазались, как будто помолодели!

Входя арестантом в Бастилию, Бассомпьер дал обет не бриться до выхода на свободу, но, встретившись в тюрьме с г-жой де Гравель, изменил своему обещанию, которому в течение целого года оставался верен.

Вместе с Бассомпьером в Бастилии находились и другие арестанты, которые, утешая себя надеждой, предсказывали время своего освобождения. Один говорил, меня выпустят тогда-то, другой тогда-то, Бассомпьер же говорил:

— А я выйду тогда, когда выйдет дю Трамбле!

Дю Трамбле был комендантом Бастилии. Он получил это место от Ришелье, и потому должен был, по всей вероятности, его лишиться, когда кардинал умрет или впадет в немилость. Так что, когда Ришелье опасно заболел, дю Трамбле навестил Бассомпьера.

— Я пришел к вам, граф, — заявил он, — сказать, что его высокопреосвященство умирает, и, мне кажется, вам недолго здесь оставаться.

— И вам также, г-н дю Трамбле! — отвечал Бассомпьер, верный самому себе.

Однако, и после смерти кардинала дю Трамбле оставался комендантом Бастилии, а Бассомпьеру предложили свободу, но тогда он сам не захотел выйти из тюрьмы.

— Я государственный человек, — говорил он, — верный слуга короля, а со мной так поступили! Я не выйду из Бастилии до тех пор, пока сам король не придет ко мне просить об этом. Притом мне нечем жить!

— Ба! — сказал ему маркиз Сен-Люк. — Послушайте меня, выходите лучше отсюда! А со временем, если вам захочется, вы снова можете здесь поселиться.

Получив свободу, Бассомпьер вступил в свою прежнюю должность полковника швейцарцев. Тогда стол его сделался таким же роскошным, как и прежде, и даваемые им обеды и ужины считались наилучшими после придворных.

Хотя Бассомпьеру было уже 64 года, это был еще ловкий и приятный мужчина, все такой же, как и в дни молодости, умевший вовремя сказать острое словцо. Г-н Мареско, которого посылали в Рим выхлопотать кардинальскую шапку для милостыне-раздавателя королевы г-на Бове, не достигнув цели своего посольства, явился ко двору с сильным насморком.

— Это неудивительно, — сказал Бассомпьер, — он приехал из Рима без шапки!

Сохранив крепкое здоровье, он ел всегда много, даже неумеренно, но никогда не жаловался на расстройство желудка. Однажды, после роскошного обеда у г-на д'Эмери, он заболел, но, пролежав в постели десять дней, поправился, и тогда медик королевы Ивелен, его пользовавший, имея необходимость ехать в Париж, уговорил отправиться вместе. Прибыв в Провен, Бассомпьер остановился на ночлег в лучшей гостинице, и ночью, во время сна, умер без страданий. Тело его было перевезено в Шайо, в его дом, а потом предано земле.

Смерть этого человека, как говорит г-жа Моттвиль, занимавшего столь важное место в начале этого столетия, не произвела большого впечатления при дворе. Его ум и манеры устарели, то есть так как все прежние важные лица уже сошли с политической сцены, то этот важный вельможа, остававшийся еще в живых, мешал новому поколению знатных дворян, представителем и образцом которых был тогда герцог Энгиенский. Впрочем, вот что говорит г-жа Моттвиль о Бассомпьере.

«Об этом вельможе, которого так любил Анри IV, которому так покровительствовала Мария Медичи, которому все так удивлялись и так хвалили в юности, в наше время не жалели. Он сохранил еще некоторые остатки своей красоты, был утонченно вежлив, обязателен и щедр. Но молодые люди не могли его терпеть. Они говорили, что он более не в моде, что он слишком часто рассказывает басни, что он всегда говорит о себе и своем времени. Некоторые из них были к нему так несправедливы, что насмехались даже над тем, что он давал им роскошные обеды, когда ему самому не на что было иной раз пообедать. Кроме недостатков, которые не без оснований ему приписывали, ему вменяли как порок и то, что он любил нравиться, что он щегольски одевался и что, принадлежа ко двору, при котором господствовала вежливость и уважение к дамам он продолжал жить при дворе, где мужчины как бы стыдным считали быть вежливыми с дамами и при котором честолюбие и скупость сходили за лучшие добродетели важных особ и благороднейших людей века. А между тем, несмотря на то, что Бассомпьер был стар, старость его стоила больше молодости самых отличных и вежливых людей нашего времени».

Около этого времени скончался принц Конде, про которого можно сказать только то, что он был отцом герцога Энгиенского, называемого с этого времени, в свою очередь, принцем Конде или просто принцем.