Идучи обратно в эскадрон, Иванов старался не пропустить встречных офицеров. Ох, худо как с одним-то глазом! Так и отставки досрочной не захочешь. Много ли кривым щеток наработаешь? Пестряков, говорят, с прямой ногой вот как проворно шьет. В чистую вышел, угол снял, жениться собирается. А его, окривевшего, что ждет? Накопленные деньги на себя проживать?..
— Александр Иваныч! — окликнул кто-то.
Всмотревшись, Иванов узнал лакея ротмистра Бреверна.
— Приехали их высокоблагородие? — обрадовался вахмистр.
— Приехали и тебе наказали нынче побывать, ежели сможешь.
— Приду, только под вечер. А как здоровье их?
— Они здоровы, да барыня у нас вот-вот снова разродятся, так все при них.
— А в полк им когда же? — Иванов чувствовал, что оживает от каждого слова лакея.
— Срок ихнему отпуску завтра, да вот как барыня опростаются.
Что может сделать с человеком короткая встреча! Дальше Иванову впору было пойти вприсядку. Однако хорошо, что солдат на людях чувств выказать не смеет. Только отошел от Бревернова человека, как навстречу сам фон Эссен. Сделал ему фрунт.
— Здорово, вахмистр!
— Здравия желаю, ваше высокоблагородие!
— Отчего завязан?
Иванов молчал, растерявшись. Что сказать? Наконец нашелся:
— Глаз вовсе не видит, ваше высокоблагородие. Господин лекарь сказали — кровью залился.
— Ну, ступай, — отпустил Эссен каким-то тусклым голосом.
«Только бы Бреверн скорей к нам вернулся», — твердил про себя Иванов, поднимаясь в эскадрон.
День прошел в ожидании. В вахмистерскую заходил барон Фелькерзам. Дал рубль, чтобы послать на гауптвахту арестованным булок. Иванов хотел спросить, чем кончилась ссора с Эссеном, да не решился.
Когда стемнело, пошел на Английскую набережную. Бреверн, пополневший против весны, провел Иванова в свой кабинет. Расспрашивал про инспекторский смотр и его последствия. Слушая, тряс головой и что-то сердито бормотнул по-немецки.
— Как супруга вашего высокоблагородия? — спросил Иванов.
— Ждем, братец, — ответил ротмистр. — Оттого тебя не задерживаю. И кабы знал про повязку, то не кликал бы. В полку завтра буду хоть на час, надобно явиться графу. Но ты пропустил, как корнеты с Эссеном побранились. А я все подробно знать к завтрему должен.
— Так они же, ваше высокоблагородие, по-иностранному кричали, — ответил Иванов. Но пересказал, что мог понять из поведения офицеров.
— Ах, молодцы мальчики! Не выдержали-таки, — похвалил Бреверн. — Сегодня ко мне Лужин заходил и сказал, что Фелькерзам у графа просился в другой эскадрон…
— Владимир Эдуардович! Повитуха вас к барыне зовет, — заглянула в двери испуганная горничная.
— Будь здоров, Иванов! — бросил Бреверн, выбегая из комнаты.
С возвращением командира все в эскадроне пошло по-старому. Все знали, чего хочет Бреверн и за что взыщет. Настроение у самого командира было отличное — наконец-то после трех дочек жена родила ему сына. Хорошо прошел и осенний парад, на который, однако, Иванов не мог выехать из-за позеленевшего синяка на скуле. Глаз, на счастье, видел почти по-прежнему, хотя скорей уставал за работой. А может, брал свое возраст и то, что работал вечерами при свече. Фон Эссен получил отпуск на полгода и уехал в Ригу, где умер его богатый дядя. Поговаривали, будто обиделся, что такое строевое рвение не было оценено, и просил графа перевести обратно в лейб-эскадрон, но тот отказал. Остались в эскадроне и оба корнета. Фелькерзам после столкновения с Эссеном осмелел и стал внимательней к службе, тем больше, что Бреверн его явно отличал.
С рождением четвертого ребенка и для ротмистра настоятельней встал вопрос о переводе в армию. Конечно, этого можно ждать не скоро, раньше трех-четырех лет его в полковники не произведут, но все-таки…
— Ты меня знаешь, Иванов, — сказал однажды ротмистр, зайдя в каморку за эскадроном выкурить трубку после проверки оружия, — я брать, как другие, в ущерб людям и коням не стану. Но у меня есть обязанность приданое дочкам запасать. Так ежели впоследствии хороший армейский полк предложат, то отказываться не стану.
— А с имения вашему высокоблагородию доходы не велики? — спросил Иванов.
— На одну бы девочку или на двух хватило бы, — сказал Бреверн, — но на четырех детей, и может, еще будут… У меня в Эстляндии родовая мыза с угодьями, теперь уже без крепостных, но с работниками и управляющим, да у жены триста душ в Тверской губернии. Нигде больших доходов не возьмешь, если с кожей не драть…
Читать дальше