Аркадий Савеличев - Столыпин

…Александр, отмеченный самим Суворовым, его личный адъютант…

…Аркадий – друг реформатора Сперанского, тайный советник, оберпрокурор и сенатор…

…Николай – несчастливец: генерал-лейтенант, растерзанный взбунтовавшейся толпой в Севастополе…

…Афанасий, скромняга штабс-капитан и саратовский предводитель дворянства…

…Дмитрий Алексеевич, генерал-майор и совсем уж близкий по крови дедушка…

…и Елизавета Алексеевна, вышедшая замуж за Арсеньева, – бабушка Михаила Юрьевича Лермонтова, но ведь и бабушка его, Петра Столыпина…

Никого не забыли? Никто не потерялся при переездах?

Внук лукаво и добродушно, забыв о своих горестях, посматривал на родичей: мол, не растрясло на дальних дорогах, не мешает соседство фанаберистого шляхтича?..

Все они еще недавно были в подмосковном Середникове, но вот недавно, по какой-то прихоти отца, перебрались в Литву, вместе с бабушкиной мебелью и громадной библиотекой, хранившей следы лермонтовских рук.

Впрочем, такая ли уж прихоть? Все подмосковные имения неотвратимо ветшали, содержать их становилось невыгодно и хлопотно, а на этом прибалтийском краю империи было новое, прекрасное и удобное жилье, которое приводило в восторг и Наталью Михайловну. Да поближе к Балтике прикупилось еще, почти за бесценок, и другое имение, вполне доходное. Муромские столбовые дворяне кочевали по российским просторам да наконец осели в Ковенской губернии. Соседи? Да, прекрасные сложились соседские отношения. Литовец ли, поляк ли, коль служит государю, все едино – русский дворянин. Это так говорят – Польша, Литва… Матушка Екатерина после третьего раздела Польши всех под единую руку подвела. Чего ж ты с такой фанаберией смотришь на нового наследника, глупый лях?..

Петр родился в Дрездене, когда мать гостила у родственников, но немного не рассчитала сроки родов; так что крещен был в дрезденской, конечно, православной церкви. Привезенный из Дрездена в люльке, семь первых лет прожил в Середникове, а потом еще семь – здесь, в Колноберже, собственно, и учиться начал здесь же, в виленской гимназии. Может, так и был бы до конца в ней, да ГОСУДАРЬ призвал отца в Балканский поход, а мать пошла следом. Нельзя было оставлять недоросля одного в литовском краю, хоть и с хорошей прислугой. Вот почему перевели его в орловскую гимназию, поближе к родственникам Столыпиным.

О, жизнь, жизнь!.. Хоть и дворянская, но служивая. Иди – куда государь указует! Стоит ли роптать на такие превратности судьбы?

Если бы знал студиоз Петр Столыпин, что истинные превратности только начинаются…

Нет, не знал. Когда он приезжал в забытое было Колноберже, душа, смущенная и замерзшая, оттаивала. Чего же попрекать отца, что меняет предания подмосковные на предания принеманские?

Настроение было прекрасное, несмотря ни на что. Молодость! Да и музыка, музыка, и не только в душе. Через прихожую и гостиную, откуда-то из библиотеки или кабинета, неслись звуки скрипки. Вот и третье увлечение генерала; если дело до скрипки дошло, значит, жив старый курилка!

Оглянув себя в зеркало и оставшись вполне доволен – хоть и порядочная дылда, а ничего, – Петр уже было направился в гостиную, как из дальних дверей, все-таки из библиотеки, донеслось игривое, почти плаксивое:

Ба, раз уж до шалостей Михаила Юрьевича дошло, значит, в жизни отца все распрекрасно! А если еще и перевирает, то бишь переиначивает с детства знакомые слова – то лучше не бывает.

Снова пассаж скрипки, отцовский экспромт, чем-то напоминающий «Камаринского»… скрипка и камаринский мужик… – все равно хорошо, молодые годы, наверно, навевает…

Да, вспомнил: тот незадачливый отпрыск Радзивиллов носил отнюдь не польское имя – Станислав там иль Казимир, – а что ни на есть чуждое и грозное: Лев!

Пассаж, пассаж… Никак Огинский? Но чего ж отцу по давней молодости грустить?

А помолодевший от воспоминаний генерал и в пляс пустился. Скрипка взвизгивала под гопака, и пристук, пристук каблуков… Ай да генерал! Мой женераль!

Петр неслышно, в мягких летних полусапожках, вошел в библиотеку. В гостиной ковер, а дальше нечто толстенное, турецкое, – можно не сомневаться, законная контрибуция победителей. Он неслышно подошел сзади к приплясывавшему скрипачу и закрыл ладонями глаза.