Андрей Венков - Атаман Войска Донского Платов

Но для молодости нет авторитетов. Присутствовавший в то время в Молдавской армии Ермолов первым делом в мемуарах припомнил, что «отличный долголетием» фельдмаршал, «переселившийся в вечность, отправил вперед себя армию не менее той, каковую после себя оставил», намекая на массовую смертность солдат от болезней и изнурения во время командования Прозоровского против турок.

11 августа Багратион вернулся из резерва в главную квартиру, нашел там второй рескрипт Государя, который не был обнародован Прозоровским, и принял командование Молдавской армией.

Утомленные бездействием войска вздохнули: «Ну, теперь повоюем!»

Попетляв по Европе, перед тем, как влиться в Черное море, делает Дунай изгиб, забирает круто к северу. В этот выступ, обрамленный с трех сторон Дунаем и Черным морем, и вторглись летом 1809 года русские полки.

В Галаце, на самой северной вершине выступа, построили русские мост. Тяжелое осталось Багратиону «наследство»: крепости турецкие и на левом и на правом берегах Дуная. Примерно половину войск оставил он на левом берегу блокировать невзятые крепости. Сам осадил правобережную крепость Мачин, а Платова послал вверх по Дунаю, на юг, осадить и взять Гирсово.

Маневр был задуман хитро. С левого берега прямо к Гирсову от Бухареста мог подойти с корпусом Милорадович. Если Платов вовремя возьмет крепость, наведет переправу и Милорадович по ней перейдет Дунай, то основной кулак русских войск окажется у основания выступа (образованного излучиной Дуная), а не на вершине его — одним рывком к морю можно будет отрезать турок и закрепить за собой всю территорию.

Очень был Багратион в штурме или простой сдаче Гирсова заинтересован, и Платову, учитывая характер Матвея Ивановича, писал доверительно, советовался:

«Почтенный мой друг Матвей Иванович!

Я к вам писал писарскою рукою мое к вам расположение, а теперь пишу также откровенно собственною рукою яко доброму, умному, усердному и верному россианину и другу…»

В письме ругал Багратион предыдущие приготовления, жаловался, что ничего не готово, спрашивал совета, не заменить ли дежурного генерала. Все письмо дышало доверительностью, но одна нотка, подстегивающая Платова, позванивала в словах Багратиона: «… и буде до того Гирсово не отдастся, я им займусь, или какие обстоятельства случатся, мы с вами так и поступим». То есть — не возьмешь, так я сам возьму.

Пока 22 августа не сдалась крепость, напуганная артиллерийской стрельбой, каждый день писал Багратион Платову, обнадеживал, предупреждал, приказывал позаботиться, чтоб в будущем, когда пойдем вперед, не грабили б казаки христианское население. Советовал не штурмовать крепость, а подкупить гарнизон, но быстрее, быстрее… «Я уверен на милосердие Бога, что, пока я с вами увижусь, вы Гирсов возьмете, и праздник будет хороший, если 30-го августа проедет к Государю наш курьер, что вы взяли Гирсово…»

Платов жаловался ему на генерала Гартинга, а Багратион обещал: «Гартинг в полной вашей команде по чину своему; между нами и откровенно вам сказать, он избалован, видно, но я спесь собью и заставлю делать то, что я хочу, иначе прогоню назад».

Сам Багратион с корпусом Маркова осаждал Мачин и добился капитуляции, после чего со всеми войсками двинулся к Гирсову. Платов забеспокоился, как бы командующий не отстранил его от осады, но Багратион ответил: «Сей час получил я письмо вашего превосходительства от 21-го августа и начну ответ мой тем, что я твердое и решительное даю вам удовлетворение, что взятие крепости Гирсова ни в каком случае не поручу я никому другому, кроме вашего превосходительства, не имея никаких побочных при том видов, кроме существенной пользы Государя и Отечества». Подобревший после сдачи Мачина, он не советовал Платову штурмовать. «Что же касается до штурма, то я сужу, что место сие не стоит того, чтобы для оного жертвовать несколькими стами человек, а надеюсь, что оно сдастся, коль скоро канонада произведена будет сильно и решительно. Тогда собственные их жены и дети принудят их к сдаче».

Один раз сорвалось у него, в самом первом неофициальном письме, что ничего не готово, «я должен беситься и целый день сим заниматься».

Немногие, в их числе Платов, знали, что посылка в Молдавскую армию — ссылка для Багратиона. Была у них любовь с царской сестрой, великой княжной Екатериной Павловной — и пока не было уверенности в прочности царствования, как-то сглаживала августейшая семья все это дело. Но этой весной Екатерину Павловну срочно выдали за Георга Ольденбургского, а Багратиона, произведя в генералы от инфантерии, отправили на Дунай. Был Багратион ровен и сдержан, но чувствовалось в нем внутреннее зудящее напряжение, рана, которая по летней жаре никак не хотела подсыхать.