— Зимой, в метель, под окнами каждую ночь была музыка. Волки выли так, что дрожь пробирала, а наутро все волчьи ямы были полны зверья. Волчью шубу можно было купить за гроши. А кто шел в город или в лес, тот уже заранее готовился к встрече с волком. Я сам не одного убил на своем веку. Вот этот чекан мог бы порассказать…
Все взоры обратились в ту сторону, куда показывал старый Пршибек. Один из парней, взяв в руки чекан, разглядывал его. Чекан был необыкновенно длинный и крепкий, из дуба, и рассчитан на руку сильную и тяжелую, какой обладали лишь Пршибеки. Рукоятка под блестящим топориком была окована медью, а на ней местами светились голубые и красные камешки в серебряных ободках. Парням нравилось это оружие своей отделкой. Они ощупывали его, взвешивали на руке.
— Да, старая, должно быть, штука… — сказал один из них.
— Постарше нас с тобой. Еще мой дед ее нашивал. Кроме этого чекана, у него ничего не осталось после той войны, когда императорское войско дочиста ограбило и спалило весь Уезд. Да, если бы он умел говорить! Сколько волков он уложил! Да и человеческую голову не одну раскроил… Дед однажды так огрел этим чеканом императорского рейтара, что тот уж больше не встал… За то, что бабку мучил…
Парни с еще большим интересом стали рассматривать могучее оружие, да и девушки вытягивали шеи, чтобы поглядеть на него.
— А что было за это твоему деду?..
— Что было? Да что же могло быть? Пустился в лес со всех ног. Они за ним, да куда там! Не на таковского напали. Мешок гороха был для него что пушинка. Вы, ребята, тоже иной раз воображаете, что сам черт вам не брат, а только люди тогда были не вам чета, и кровь у них другая была. Кто из вас мог бы потягаться с моим дедом? Он, бывало, встретит медведя в лесу и не подумает бежать, а вступит с ним в драку, как с парнем. Один раз набрел дед на берлогу, а там медвежата. Он забрал медвежат и понес домой. Дошел уже до ручья, как вдруг слышит сзади отчаянный рев. Медведица! Дед припустил во всю мочь. Побежишь, когда этакая зверюга мчится, как вихрь, за тобой по пятам до самой деревни, да и в деревне не хочет отстать. Но тут выбежали люди и убили медведицу.
— А что сделал он с медвежатами?
— Ну, они покусали его так, что он был весь в крови. Потом отнес их в город, в Ходский замок, королевскому пану бургграфу, а тот, говорили, послал их от себя какому-то важному пану в Прагу.
— Вот бы такая медведица сожрала Ломикара на охоте… — произнес один из парней.
— Ну, этот рыжий Иуда успеет подсунуть ей несколько ходов. Мы ведь теперь не люди…
— Тс… Тише! Слышите? Колокольчик!.. — воскликнула Манка.
Все умолкли, прислушиваясь. Ничего не было слышно. Однако Манка уверяла, что она не ошиблась.
— Кому придет охота ездить в такую непогоду?
И все-таки парни и девушки продолжали прислушиваться. Но они слышали только завывания ветра, хлеставшего снегом по окнам.
В это время волынщик Искра Ржегуржек был дома один со слепым отцом. Старик лежал на печи, а сын нетерпеливо расхаживал по горнице. Он то и дело без всякой надобности отправлял пылающую лучину в деревянном светце. По тому, как он снимал нагар и поправлял лучину, видно было, что мысли его далеко. Сняв нагар, он снова принимался шагать из угла в угол, останавливался у окна и вглядывался во тьму, где падал снег и гудел ветер, доносивший глубокие вздохи леса.
Вдруг старик зашевелился на печи и промолвил:
— Кто-то на дворе…
Искра услышал стук в дверь. Он вышел в сени и спросил:
— Кто там?
— Я, Немец из Мракова.
В горницу вошел еще довольно молодой ход, невысокого роста, с хитрыми живыми глазами. Он сразу же весело заговорил:
— Ты один, волынщик?
— Один, староста. Жена сегодня бродяжит.
— Вместо тебя?
— Пусть тоже попробует. А то она ругает меня за это, — добавил он с лукавой усмешкой.
— Так она умеет дудеть? — продолжал шутить староста.
— Еще как! Только меня мать с детства учила: не будь дураком, не пляши под женину дудку.
— Ого, сколько у тебя музыки! Зачем же женился?
— Да свои нагудели… Немец рассмеялся и спросил:
— Кто же?
— Отец.
— Ой, парень! — отозвался с печи слепой отец. — Опять потешаешь, шутки шутишь!
— Ну и пусть, что за беда! — вступился Немец.
— А почему нам не посмеяться, — сказал Искра. — Смех — лучшее лекарство. Ломикар сейчас тоже, наверное, смеется. Купил нас по дешевке, — стыдно сознаться.
— А остальное украл, — добавил староста.
Читать дальше