Алоис Ирасек - Псоглавцы

— Но он держит рот на замке, — добавил рассказывавший об этом Псутка.

Матей Пршибек, который до сих пор не проронил ни слова и только, нахмурившись, слушал рассказ, вдруг поднял голову и сказал:

— Молчал!.. Мы тоже молчим. Это все, что мы умеем. Барщину нам прибавляют — мы молчим, бьют нас — молчим, отняли наши леса — молчим, рубят наши межевые деревья и крадут нашу землю — мы все молчим…

— А вот вы с Козиной не захотели молчать, — перебил его Псутка, — и что из этого вышло? И что еще будет?

— А что будет? — отрывисто бросил Матей.

— Что же, ты думаешь, паны вам так и спустят?

— Спустят — не спустят… У них было достаточно времени, чтобы потянуть нас на суд и расправу, а вот не потянули, да так, наверное, и не наберутся храбрости!

Со своей лавки у печи поднялся старый Пршибек и медленно направился к столу. Старик был такого же огромного роста, как и Матей, только годы согнули его спину. Спереди череп его облысел, зато сзади на расстегнутый ворот тулупа падали длинные белые, как снег, волосы. Запахивая тулуп левой рукой, он поднял правую руку вверх. Косматые брови его насупились, в глазах вспыхнул огонь, и громким, не по годам звучным голосом он произнес:

— Правильно говоришь, паренек. В старые времена такого бы не случилось. Вся деревня, как один человек, поднялась бы, если бы кто-нибудь посмел срубить межевое дерево, будь то хоть князь, а не то что какой-то немец…

Старик внезапно умолк. Псутка и Пайдар вскочили и кинулись к окну. С улицы ворвался в комнату сигнал горниста. Отрывистый и резкий сначала, звук трубы повторился мягче п протяжней. Матей Пршибек неторопливо подошел к окну и имеете с гостями выглянул наружу. В горницу вбежала Манка, следом за ней вошел молодой Шерловский. Угрожающий и необычный звук трубы оборвал их беседу. Парень, пожалуй, простоял бы в сенях до вечера, хотя уже давно он мог унести с собой волшебную надежду на то, что Манка вначале не сказала правды, и у нее есть зазноба, и что все же эта зазноба — он сам…

Манка подбежала к деду.

— Что это, что там случилось? — спрашивала она. Старик, замерший в неподвижности возле стола и весь превратившийся в слух, встряхнул головой и коротко ответил:

— Войско.

Манка испуганно вздрогнула. Взгляд ее обратился на отца, который стоял у окна и хмуро, но спокойно глядел на улицу.

А на улице разрастался шум. Тихая безлюдная деревня ожила. Люди выбегали из домов и окликали друг друга, спрашивая, что случилось. Одни шли или перебегали через дорогу, другие бежали в том направлении, откуда доносился сигнал. Вдруг все застыли на месте, и все на мгновение смолкло. За изгородью показалась конская голова, за ней другая, третья. И вот по улице уже ехали рысью четыре всадника: трое — императорские кирасиры, а четвертый — в обыкновенной гражданской одежде. На головах у солдат сверкали медные каски с султанами. На груди и на спине поверх белых мундиров с красными отворотами чернела железная кираса, а через плечо на желтом ремне висел карабин. Красные рейтузы наполовину были скрыты высокими ботфортами.

В руках у кирасир сверкали обнаженные палаши.

— Чтоб их холера взяла! — выругался Псутка. — Это тргановский управляющий.

— И показывает сюда! — поспешно добавил Пайдар. — Спасайся, Матей, еще есть время. Это за тобой!

Манка с криком бросилась к отцу, упрашивая его задами бежать в поле. Матей слегка отстранил ее, словно не слышал, что она говорила.

— Чего я буду убегать? — обратился он к мужчинам. — Убийца я, что ли?

— Правильно, паренек. И я так думаю, — поддержал его старый Пршибек.

Конский топот послышался у самого дома, и вслед за тем раздался голос управляющего, кричавшего, чтобы открыли ворота.

Гости встревоженно переглянулись. Манка смотрела на отца, который решительными шагами вышел во двор открывать ворота. Скрипнули петли, и во дворе послышалось конское ржание, а затем громко звякнули ножны палашей — двое кирасир соскочили с седла. За ними слез с лошади и тргановский управляющий.

— Вот этот самый, — закричал он, указывая на Пршибека. — Эй, ты пойдешь с нами! Немедленно!

— Куда? — откликнулся ход, выпрямившись во весь рост и возвышаясь чуть ли не на целую голову над двумя рослыми кирасирами, вставшими у него по бокам.

— Не спрашивай и иди! А не пойдешь, так… — грубо заорал управляющий.

— Только не грозите. Вы знаете, что я не из пугливых, — перебил его Пршибек, и насмешливая улыбка пробежала по его губам.

— Ну, живо! А где твой отец? Пршибек вздрогнул.