Алоис Ирасек - Скалаки

Прижав пальцами струны, музыкант посмотрел на Лидушку; вновь на его губах мелькнула и исчезла улыбка.

По лицу красивой девушки было видно, что веселая, бравурная музыка не произвела на нее впечатления; в ее ушах все еще звучала проникновенная, благоговейная песня. Серьезно и даже сурово смотрела она на странного музыканта.

— Понравилось тебе? — спросил он.

— Почему ты сыграл танец? Ведь вначале… — Она не договорила, догадавшись, что он нарочно, чтобы подразнить ее, выбрал буйную мелодию танца. Она не хотела повторять своей просьбы и поэтому замолчала. Незнакомец смотрел на нее, но в его взгляде уже не было прежнего недружелюбия; медленно отвернувшись, он взялся за палочки.

Струны вздрогнули, издали низкий звук, и полилась музыка. Казалось, это были не те цимбалы, не тот музыкант; в ясном воздухе чудесного уголка зазвучал негромкий приятный мужской голос:

Окончив песню, незнакомец провел рукою по лбу и встал. Лицо его было серьезно, даже печально.

— Ты заметила, что на цимбалах в правом уголке наверху стоит буква «С»?

— Да, конечно, это означает «Скалаки», цимбалы принадлежали им.

— Гм, Скалаки, Скалаки! — как бы припоминая, повторял юноша. — Мне приходилось слышать это имя; кажется, один из них чуть не убил камердинера из замка. Да, да, и поэтому они должны были бежать отсюда, знаю, знаю.

— Убить? Пожалуй, нет, он только хотел проучить камердинера, ведь тот издевался над ними.

— Говорят, они были непокорные.

— А если бы тебя кто-нибудь стал мучить, разве бы ты не защищался? Они, бедняги, многое пережили, что-то теперь с ними?

Юноша пристально смотрел темными глазами в раскрасневшееся лицо Лидушки.

— Гм, пережили… Кто сейчас не переживает? И батрак, и бедняк, и даже зажиточный, — всем достается. Разве мало крестьян бежало, бросив свои хозяйства? Разве ты не слышишь нареканий и жалоб? И разве народ не должен отбывать барщину, обрабатывать вначале господские поля, а свою землю — только когда пойдут дожди и задуют ветры. А всему этому виной чиновники господа — вот и следовало бы Скалаку прикончить того пана из замка, тогда все бы они…

Он не договорил, поднятая рука опустилась, и только в его глазах продолжал гореть огонь.

— Что ты говоришь! — укоризненно сказала Лидушка незнакомцу, который, воодушевившись, поднялся во весь рост. Несмотря на его резкие слова, он ей нравился: ни один деревенский парень не мог с ним сравниться, хотя многие из них и были лучше одеты.

— А если бы тебя кто-нибудь стал мучить, разве бы ты не защищалась? — ответил юноша словами Лидушки. — Но к чему говорить об этом. — И он махнул рукой. — Я случайно забрел сюда, можно мне осмотреть эту лачугу?

— В ней никто не живет, — ответила девушка.

Не дожидаясь дальнейших объяснений, незнакомец вошел в избу и остановился неподалеку от порога. Лидушка стояла в сенях, у открытой двери.

Видно было, что незнакомец проявляет особый интерес к этому домику. Неожиданно для Лидушки он повернулся и, пройдя мимо нее, вышел, не сказав ни слова. Когда, опомнившись, Лидушка выбежала вслед за незнакомцем, она увидела, что он шел быстрыми шагами через лужайку к реке, держа под мышкой цимбалы. Испуганная и удивленная, Лидушка на мгновение замерла, но потом бросилась за ним вдогонку.

— Постой! — кричала она. — Отдай мои цимбалы! Постой!

На берегу, у густого кустарника, юноша остановился и поднял цимбалы высоко над головой.

— Они мои, они мои! — крикнул он в ответ и исчез в густом кустарнике.

Добежав до ольшаника, Лидушка услышала сильный шум и плеск воды, кусты скрыли от нее незнакомца. Он исчез, точно камень, брошенный в воду. Перепуганная и изумленная девушка попыталась было раздвинуть густые ветви, но у нее не хватило сил. Словно окаменев, стояла она, глядя в сторону реки, все еще надеясь, что юноша вернется с ее любимыми цимбалами.

Что это за человек? Он так хорошо пел, так горячо говорил… но нет, играл он очень задорно и как-то коварно улыбался. О, это продувной парень!

Лидушка чувствовала скорее сожаление, чем гнев.

«О боже, бесконечна…» — звучало у нее в ушах, а вот поди ты, украл цимбалы, которые были так дороги «дяде».

Солнце склонялось к западу. Его золотые и пурпурные лучи проникали через деревья и трепетали на пышной лужайке.

— Лидушка! Лида! — раздалось сверху. Лидушка вздрогнула, узнав «дядюшкин» голос. Золотые полосы света исчезли, и ольшаник погрузился в сумрак. В заброшенной хижине стемнело, наверху, «На скале», раздавались энергичные ругательства: старый хозяин по-драгунски честил неизвестного похитителя.