Дмитрий Мищенко - Лихие лета Ойкумены

— Скажите княгине, — обратился к челяди, — что ее хочет видеть княжич Светозар из Тиверии.

Слуга склоняет перед пришедшим голову, однако взгляд выдает его: не совсем верит, что перед ним княжич.

«Такой убогий я или как понимать это его недоверие?» — осматривает себя Светозар и в тот момент замечает в распахнутых дверях складную женскую фигуру в паре с девушкой, такой же белотелой и пышноволосой, как и хозяйка терема.

Усмехнулся той поразительной схожести и, уже, потом поклонился Данае.

— Прошу княжича, — пригласила тем же, что и прежде на всеантском вече слышал, голосом, — Прошу проходить в терем. Если не ошибаюсь, он и есть тот отрок, что состязался с мужем моим, Келагастом, при избрании князя-предводителя.

— Тот, княгиня. Узнала или всего лишь догадываешься?

— Почему было бы не узнать, — улыбнулась, — когда гость мой был тогда отроком еще, а брал верх в поединке с мужами. Чтобы помнить так долго, нужно иметь большую память, достойная. Вон прошло, сколько лет, а я за те годы с отрока вырос до неузнаваемости.

— О, да! — засветилась лицом, — Настоящим мужем стал, думаю, не так ратным, как думающим. Или ратному делу также учили?

— Больше уповали на познание законов бытия и на дела посольские, на науку Гиппократову, призванную заботиться о здоровом человеческом духе и здоровом теле.

Присела рядом, смотрит умиленно. Хотя любовался бы век ей. Не просто красива — волшебная была в расцвете лет и нерастраченной попусту красоты.

«И такую жену Келагаст меняет на наложниц? — спросил сам себя, не знал, что ответить себе. — Кто он? Всего лишь заблудший любовник или отвергнутый Данаей муж? Почему же тогда терпит его?»

— А ты, княгиня, мало изменилась за эти годы, — похвалил все-таки ее за красоту. — Если бы не дочь, мог бы подумать, что нас и не разделяли они. Я не ошибаюсь, это твоя дочь?

— Да так, — прижалась нежно и поцеловала свою девушку. — Это и есть она, моя отрада, что не дает замечать, как проходит вода в Буге… Иди, Лилейко, к наставнице — встала и провела девушку до дверей, а уж как закрыла их за ней и села, то просто и непринужденно вернулась к прерванному разговору. — Интересно знать, княжич, так освоил Гиппократову науку, что может лечить людей?

— А княгине требуется лечение? — отшутился.

— Да нет.

— Я тоже так мыслю. Насколько осведомлен с наукой о здоровье человеческом свидетельствую: княгине услуги мои не нужны.

— Зато их потребует люд.

— А князь? — ловит ее на слове.

Был ли недостаточно осторожен или Даная принадлежала к тем, кого даже невинный интерес настораживает, тотчас потупила взор и сжалась вся.

— Не буду лукавить, — сказала погодя, — князь тоже нуждается в помощи. Только не на немощь тела жалуется он. Разумный совет от мужа думающего не помешает ему.

«Она читает мои мысли или как это понимать?»

— До меня дошла молва, — решается на большее, чем мог до ее откровения, Светозар, — будто Келагаст тем и прославился за эти годы, что не очень прислушивается к чьему-то совету.

— Вот и беда.

— Так что я сделаю, если так?

— Кто же тогда сделает, если не ты? Разве забыл: на собранном вече отроком был, а брал над ним верх. Теперь, когда возмужал и прошел ромейские науки, думаю, и подавно возьмешь.

— Тогда Келагаст стоял перед вечем и не смел своевольничать.

— Сейчас тоже не один будешь. Есть совет старейшин, есть, наконец, я.

— Ты? — более лукавил, чем интересовался. Не обиделась. Помолчала и сказала:

— Я, если хочешь знать, чуть ли не наиболее рьяно борюсь с ним как с князем. Одна беда: резонов у меня мало. Гнев мой на него не давал мне мыслить трезво. А будешь между нами ты, конечно, объявятся и резоны. Надеюсь, не забыл, народ вечевой затем и посылал тебя в науку к отцу, а отец — к ромеям, что верил: вернешься достойным советником князю-предводителю.

— Даная преувеличивает.

— Да нет, Даная дальше, чем кто-либо, видит, поэтому и говорит так. Келагаст, чтобы знал, всего лишь ратный муж. Давать лад земле без чьего-то разумного совета он не годен.

— Скажу пригожая княгиня, что и говорил уже: если же не послушает совета.

— Будем едины — послушается. А нет — скажем, что всем говорят в таких случаях: пошел прочь. Своевольный князь не может быть предводителем ни дружине, ни всем живущим на Троянах. Из моего сына, Мезамира, лучше будет князь, тем более, если стольником при нем будешь.

Вот оно как! Келагаст для нее — ничто, она действительно может быть, поэтому и является уже самым надежным союзником. Что же побуждает ее к этому? Всего лишь оскорбленная гордость княгини и достойной жены или что-то выше и значимее? Впрочем, это уже не так важно.