Раффи - Самвел

Именно вчера утром, когда гонец привез ему мрачные вести из Тизбона, у Самвела зародились недобрые замыслы; они постепенно видоизменялись, разрастались. Чтобы осуществить их, ему необходимы верные люди, которые были бы при нем.

Но Самвел ничего не возразил матери, когда она заявила, что сама составит для него отряд всадников; не возразил с целью не дать повода для подозрения. Но как теперь примирить две крайности, чтобы исполнить желание матери и вместе с тем осуществить свою цель? Он никак этого не мог решить. Охватив руками голову, одолеваемый тревожными мыслями, Самвел закрыл глаза…

В то же самое время его мать, лежа в такой же позе на диване, тоже размышляла…

Было совсем темно, когда Иусик со светильником в руке вышел и разбудил Самвела.

— Что такое? — спросил князь, протирая глаза.

— Какой-то поселянин просит пропустить его к тебе, — ответил юноша.

Самвел сообразил, кто это мог быть.

— Приведешь его сюда, но так, чтобы никто не видел, — сказал он.

Иусик поставил светильник и вышел.

Самвел из опочивальни перешел в приемную.

Спустя немного в сопровождении Иусика вошел Малхас. Руки у него были обнажены по локоть, волосатая грудь открыта, в руке было копье. Он лениво поклонился и встал, опираясь на копье.

Иусик удалился, думая, что господин, быть может, хочет остаться наедине с этим человеком, разбойничье лицо которого внушало ему недоверие.

— Ты бывал когда-нибудь в области Рштуник, Малхас? — спросил его Самвел после ухода Иусика.

Резкие черты лица храброго селянина смягчились. На его лице промелькнуло что-то вроде улыбки; он с презрением ответил:

— В Рштуникских горах нет ни одного камня, которого бы не знал Малхас, князь!

— А на острове Ахтамар бывал?

— Не раз.

— Сколько времени понадобится тебе, чтобы добраться туда?

Поселянин, подумав немного, сказал:

— Как повелишь, князь. Если что-нибудь спешное, то ночь превращу в день и через два дня буду там.

— Да, дело очень спешное, — сказал Самвел. Он достал из ниши приготовленное утром письмо и вручил Малхасу, говоря: — Вот, постарайся доставить это письмо как можно скорее князю рштуникскому Гарегину.

Малхас, взяв письмо, тщательно запрятал его в свой головной убор.

— Других приказаний не будет? — спросил он.

— Нет, больше ничего. Счастливого пути!

Малхас покорно кивнул головой и вышел.

В прихожей у двери ждал Иусик. Он вывел этого чужестранца из замка так же незаметно, как и привел.

Этот смелый, самоуверенный человек был тем шинаканом, которого за день до этого встретил Самвел по дороге в Аштишатский монастырь. Он должен был доставить письмо князю Гарегину Рштуни, дочь которого, Ашхен, была предметом любви и сладостных мечтаний Самвела и предметом ненависти его матери.

Отправив письмоносца, Самвел обратился к своему верному Иусику:

— Сегодня ночью я собираюсь к князю Мушегу. Пусти в ход всю свою ловкость. Осмотри тщательно все проходы, чтобы меня никто не заметил.

— Приказ моего тера будет исполнен, — самоуверенно ответил юноша и вышел, думая про себя: «Я так устрою, что сам сатана не увидит князя».

Самвел остался один. Никогда еще он не был так возбужден, как в эту ночь, никогда еще его чувства не пылали так сильно, как в эту ночь. В письмо, посланное с гонцом, он вложил свое сердце, свою душу, все свои нежные чувства. Теперь лишь тень его ходила по этой пустынной комнате, богатое убранство которой его душило.

Его мысли неслись туда, к тем страшным горным вершинам, куда не осмеливались залетать даже быстрокрылые орлы, к тем скалистым вершинам, где вечнозеленые сосны обнимаются с облаками, где горные водопады сверкают серебристыми каскадами, где лишь тигры, барсы и гиены нарушают глубокое молчание мрачных лесов.

Там, в каменной стране, царит, как седой патриарх, величественный Артос, вознося свои снежные вершины над окружающими горами. Там, в этой чудесной стране, в ясном и ярком зеркале Ванского озера, отражается причудливыми изгибами священная гора Ындзак. Там горец все еще в первобытном одеянии из звериных шкур, с длинным копьем в руке, прыгает с камня на камень, преследуя быстроногую лань.

Там, в трепетном объятии вод, стоит желанный остров с неприступным замком Ахтамар, и в мирном, молчаливом уединении этого острова живет, как морская богиня, его прекрасная Ашхен.

«Дорогая Ашхен! — воскликнул он в глубоком забвении. — Я твой, навеки твой, я принадлежу тебе всей силой моей души. Жестокая строгость родителей, безжалостные преграды жизни не могут отнять у тебя то, что я со всем жаром любви посвятил тебе. Ничто не в состоянии затмить тебя: ни слава, ни величие, ни царская корона! Ты для меня все, драгоценная Ашхен! Ты покой моей души, ты мое утешение: при звуках твоего имени исчезают заботы, забываются горести, и в моей душе восходит яркое солнце радости. Когда глубокое отчаяние овладевает мною, когда неожиданное зло ослабляет мои силы, ты вдохновляешь меня божественным вдохновением, ты оживляешь во мне умершую энергию и потерянную веру. И теперь, когда моя родина в большом смятении, когда все священное под угрозой разрушения, когда беспощадный враг стоит над нашей головой, — в эти роковые дни твоя любовь, прекрасная Ашхен, как ангел-хранитель, зажигает в моем сердце огонь самопожертвования и толкает меня на опасности… на войну… на кровь… Пройдет буря, умолкнет лязг оружия, придет счастливый день, и за свои заслуги воин успокоится в дорогих объятиях!..»