Раффи - Самвел

Грусть Меружана заметил и Самвел и решил его развеселить. Он знал характер своего дяди, знал, что дядя лишь тогда бывает весел, когда с ним разговаривают о военных делах, в особенности о его военных удачах.

— Удивляюсь, дорогой дядя, — сказал он. — Я нахожу, что число ваших пленных не соответствует числу тех многочисленных селений и городов, которые я видел на всем своем пути в разрушенном и запустелом состоянии.

— Твое замечание совершенно правильно, дорогой Самвел, — сказал Меружан недовольным тоном. — Наши войска двигаются очень медленно, а наши полководцы оказались беспомощными в условиях армянской страны. При вступлении в селения и города мы заставали их уже опустевшими. Мы сжигали города и двигались дальше. Узнав о нашем наступлении, жители заранее покидали свои жилища и укреплялись на высотах неприступных гор. На равнинах и на плоскогорьях мы, правда, воевали с большим успехом, но к условиям войны в горах наши войска оказались совершенно неприспособленными.

При последних словах он посмотрел на персидского полководца Карена, слушавшего его с неудовольствием.

— Значит, вы не смогли проникнуть в глубь горных областей? — спросил Самвел.

— Это не легко было сделать. Я не хотел понапрасну губить войско царя царей. Мне дорога каждая капля крови персидского воина. В горах армяне дрались с нами не только оружием, но и камнями и огнем. И дрались не только мужчины, но и женщины. А ярость женщин особенно вызывала в нас замешательство. Поэтому я держался больше равнинных областей и старался обходить горы.

— А в каких же больше всего горах укрепились теперь беглецы?

Меружану было приятно, что племянник его интересуется военными делами. В этом он усматривал его сочувствие своим планам, и это его радовало. Он стал подробно описывать состояние страны: где что произошло и в каких местах сосредоточены армянские силы. Из его слов было ясно, что персы в ряде битв потерпели сильное поражение, а во многие области даже не в состоянии были проникнуть.

— Мы добились большого успеха в Айраратской провинции и вообще в тех местностях, которые составляли дворцовые владения, — сказал он.

«Потому что они остались без хозяина… потому что не было ни царя, ни царицы!» — подумал Самвел и смеясь сказал:

— И выжгли незащищенные города?..

— Надо было жечь, дорогой Самвел. Как-нибудь в другой раз я тебе объясню, почему мы так поступили.

— Я понимаю… — сказал Самвел, и голос его заметно задрожал. — Да, мы еще поговорим с тобой об этом.

Вагану Мамиконяну не очень нравился столь откровенный разговор Меружана с его сыном, и если бы было возможно, то он каким-нибудь образом предупредил бы Меружана. Но как же он мог навлечь на сына подозрение, раз он сам ничего определенного о нем не знал, и все еще пребывал в безызвестности?

Разговор прервался сам собою, когда вошли слуги и начали накрывать обеденный стол.

Персы-полководцы не отказывают себе ни в одном из обычных удовольствий даже в походной обстановке. На бранном поле они окружают себя теми же удобствами, к которым привыкли дома. Воздержание и суровая военная жизнь им незнакомы. Хотя Меружан был воспитан как подлинный солдат, и как полководец был мало требователен, но, следуя персам, он ни в чем не отступал от персидского образа жизни. Он вынужден был так поступать, ибо был тесно связан с персами.

Множество молодых слуг, роскошно одетых, обслуживало гостей. Вся посуда была из золота и серебра. Насколько аппетит гостей возбуждали вкусные блюда, настолько их чувству изящного отвечала роскошь стола, его торжественное убранство. Во всем была заметна утонченность и крайняя расточительность.

Позади каждого гостя стояли мальчики с венками роз на голове и, держа в одной руке серебряную черпалку, а в другой серебряную чашу, подносили гостям душистый напиток. Музыканты, стоя перед шатром, играли на различных инструментах и пели не смолкая.

Обед затянулся надолго. Юный Артавазд сидел как на иголках; от нетерпения ему было скучно. Его не привлекали ни беспрерывные песни гусанов, ни сладкие звуки музыкальных инструментов; у него были совсем иные желания. Так как ему прощались всякие смелые выходки, он решил первым заговорить об охоте.

— Скажи, дядя, сколько еще дней стан будет находиться здесь? — обратился он улыбаясь к Меружану.

— Три дня.

— О, это очень долго, видит бог, очень долго! — воскликнул он, нахмурив свое красивое лицо. — Как же мы проведем эти три несносных дня?