Людо Зубек - Доктор Есениус

— Да нет, наоборот. Гороскоп показывает, что все очень хорошо. Но представляете себе: мой муж говорит, что все это ерунда и вообще астрология — это чистое жульничество.

Такого пани Мария прежде не слыхала.

— Неужели? Но ведь… составляют же для людей гороскопы?

— Составляют, даже для императора, — подтвердила пани Барбора. — И Кеплер составляет, но при этом он не верит в астрологию. Разве не смешно?

Для пани Марии это не было смешным.

— Составляет гороскопы и не верит в астрологию? Но ведь это значит… поступать против своих убеждений?

— Да. Вы не можете себе представить, как это для него невыносимо. Он уже не раз собирался совсем бросить гороскопы и открыто сказать всем, что он об этом думает. Но мне все же удавалось удержать его от такого шага. Знаете ли вы, что это значит для нас? Даже не представляю, что бы мы тогда делали… Ведь гороскопы — это дополнение к жалованью.

Пани Барбора изливала душу перед женой Есениуса, но Мария слушала краем уха. В ушах ее звучала одна-единственная фраза: «Но мне все же удавалось удержать его от такого шага». Чувства Барборы были ей понятны, но еще больше был понятен Кеплер. Какие душевные муки должен он испытывать, идя против своих убеждений! Она представила себе, как бы поступила на месте Барборы. Ведь нужно заботиться о двух детях и муже, которому жалованье выдают нерегулярно. Можно ли требовать от Барборы, чтобы она отказалась от той денежной поддержки, которую время от времени приносят гороскопы? Смеет ли Мария уговаривать ее, чтобы она лишилась последней поддержки и положилась на волю случая? И все же колебаться нельзя. Такой человек, как Кеплер, не может, не смеет жить кривя душой. И женщина, соединившая свою судьбу с его судьбой, обязана делить с ним все тяготы жизни.

Барбора рассказывает о том, что переезд в Прагу обошелся им в сто пятьдесят золотых, что за первые четыре месяца жизни в столице они истратили сто золотых — все их сбережения и что потом они были вынуждены одалживать у Браге.

Пани Мария опускает голову, как бы соглашаясь, но думает при этом свою думу. Она думает о горькой правде, которую должна высказать пани Кеплеровой.

— Да, да, все это трудно. Но, во всяком случае, вы не должны запрещать своему мужу открыто говорить то, что он думает. Если он не верит в астрологию, не принуждайте его составлять гороскопы.

Пани Кеплерова вскочила. Она уложила в колыбель уснувшую Зузанку и еще ближе подсела к пани Марии.

— В мире есть куда большие ценности, чем деньги, — продолжала Мария. — Думали ли вы когда-нибудь о том, что чувствует ваш супруг, когда его вынуждают продавать свои убеждения?

Пани Барбора растерянно глядела на нее.

Она чувствовала себя виноватой, хотя еще не уяснила, в чем, собственно, ее вина.

— Я не задумывалась об этом. Почему бы ему не составлять гороскопы, если он умеет это делать, а люди его просят? Верит он в астрологию или нет, это дела не меняет.

— Я не согласна с вами, пани Барбора, — спокойно, но твердо возразила Мария и посмотрела на дверь в соседнюю комнату, откуда доносились голоса мужчин. Быть может, она боялась, что они, кончив разговор, придут сюда, помешают ей довести беседу до конца. — Гороскопы — это только следствие, а вам необходимо выяснить причину. Спрашивали ли вы когда-нибудь мужа, почему он не верит в астрологию? У него, значит, имеются для этого серьезные основания. Разве они вам безразличны? Неужели вы не интересуетесь работой вашего мужа? О, какая это прекрасная работа! Астрономия — великое призвание!

Барбора пристально посмотрела на Марию, стараясь понять свою собеседницу.

— Вы говорите о моем муже, будто знаете его многие годы. — Выражение глубокого сочувствия мелькнуло в глазах пани Марии.

— Я узнала его гораздо раньше, чем встретилась с ним. Представление о нем сложилось у меня по разговорам с собственным мужем. И, надо сказать, хорошее представление. Теперь, после того как мы познакомились, мне очень приятно, что я не ошиблась.

Барбора улыбнулась, не скрывая чувства гордости:

— Хотелось бы знать, так ли вы будете рассуждать, когда ближе его узнаете.

— Надеюсь, что мое мнение только укрепится, — поспешила уверить Барбору пани Мария.

И, когда ей стало ясно, что жена Кеплера не собирается отвечать на вопрос, интересуется ли она работой своего мужа, пани Мария вернулась к этой теме:

— У нас, жен ученых, совершенно иная жизнь, чем у других женщин. И, хотя мы недостаточно знаем все, с чем приходится бороться и отчего приходится страдать нашим мужьям, мы во многом ответственны за их работу.