Валерий Замыслов - Каин - Антигерой или герой нашего времени?

И тут Ваньку осенило: солдат Гришка Порфильев. Не он ли сказал, что «как запью, становлюсь дурак дураком. Ради чарочки готов всех дружков раздолбать». Вот и раздолбал, сучий сын!

Ваньку охватила такая злость, что он был готов разорвать на куски Гришку.

В таком состоянии и увидела его в очередной раз Аришка.

— Чего такой мрачный, Ванечка?

— Будешь мрачный. Когда купец пребывает?

— Завтра, Ванечка.

Девушка посмотрела на узника печальными глазами и почему-то вздохнула.

— Беда тебя ждет, горемычный ты мой. Петр Дмитрич казнить тебя будет.

— Да уж на меды и яства не покличет, — усмехнулся Ванька.

— От Митьки слышала. Бить тебя прикажет смертным боем. Уж так жаль мне тебя, Ванечка.

— Жаль? — сердито глянул на Аришку узник и громыхнул цепью. — Если бы жалела, то бы расковала меня и на волю вывела.

— Расковать мне тебя не под силу, Ванечка, а на волю ты и без меня выйдешь.

— Из мертвых воскресну и на небеса, как Христос вознесусь? Вздор несешь. Не трави душу! Убирайся!

Ванька рассвирепел, ему показалось, что прелюба купца издевается над ним. Но Аришка посмотрела на него такими умиленными глазами, что у парня всякая злость улетучилась.

— Не серчай, Ванечка. Я знаю то, отчего душа твоя возрадуется.

— ?

— Когда тебя приведут к нашему барину, воскликни: «Слово и дело государево!» [38] Слово дело государево и — так назывались в XVIII в. государственные преступления. В Уложении 1649 г. они называются "великими государевыми делами". Получили широкое развитие в царствование Петра I, когда всякое словесное оскорбление величества и неодобрительное слово о действиях государя или преступления против лиц, привлеченных к государственной службе, были подведены под понятие государственного преступления, караемого смертью. Под страхом смертной казни установлена была обязанность доносить о подобных преступлениях (сказывать С. и дело государево). Лиц, сказывающих за собою С. и дело, а также и тех, на которых сказывалось С. и дело, приказано было присылать и приводить из всех мест в Преображенский приказ. С. и дела было чрезвычайно распространено в XVIII в.: никто не был спокоен даже в собственной семье, так как члены семьи, опасаясь за собственную жизнь в случае недонесения, часто сказывали один на другого С. и дело; политические доносчики сделались язвою того времени. Екатерина II вскоре по вступлении на престол указом 19 окт. 1762 г. запретила употреблять выражение С. и дело, "а если кто отныне оное употребит в пьянстве или в драке или, избегая побоев и наказания, (преступники, сказывавшие С. и дело, отсылались в Тайную канцелярию, а наказание отсрочивалось), таковых тотчас наказывать так, как от полиции наказываются озорники и бесчинники". Впрочем, обязанность доносить о политических преступниках не была отменена, но были приняты некоторые меры для ограждения тех лиц, против которых делается донос. Слышал небось, о таком?

— Само собой. Но мне-то, какой прок такие страшные слова кукарекать?

— Есть прок, Ванечка. Не хотела сказывать, но сердечку не прикажешь… Пять дней назад Митька Косой со своими дружками гарнизонного солдата, человека государева, изрядно напоили, завернули в рогожу и в заброшенный колодезь кинули. Ишь, какие страсти. Барину-то нашему не поздоровится.

Ванька уставился на девушку ошалелыми глазами.

— Неужели правда, Аришка? Чудеса лезут на небеса. Как изведала?

— Своими глазами видела, как холопы служивого в колодезь сбросили. Я в ту пору в старом вишняке была, но меня не приметили.

— Диковинная история, Аришка, — крутанул головой Ванька. — И зачем надо было солдата убивать? Какой резон?

— Был резон, Ванечка. Я все слышала, а ты запоминай…

Петр Дмитрич был крайне удивлен, когда перед ним предстал грабитель, ибо несколько дней по его приказу на Ваньку был наложен «великий пост», дабы тот сидел без капли воды и без крошки хлеба.

Хозяин думал увидеть перед собой изможденного человека, измученного гладом и жаждою, а тут — стоит как ни в чем не бывало: крепкий, ничуть не похудевший, а главное глаза (какие там смиренные!) — вызывающие, дерзкие, и эти глаза настолько возмутили Петра Дмитрича, что он тотчас без лишних вопросов приказал:

— Раздеть догола и высечь розгами!

— Сколь ударов, ваше степенство? — спросил ухмыляющийся Митька.

— Пока не сдохнет! — пристукнул тяжелым кулаком по столу Филатьев.