Валерий Замыслов - Каин - Антигерой или герой нашего времени?

— Зачем же ломать красивую вещицу? Посиди чуток.

Зуб вернулся с отмычками и в один миг вскрыл крышку. Ванька заметил, как хищно вспыхнули его серые глаза под косматыми бровями.

— А ты оказался не фраером, Каин. Добрая цаца [26] Цаца — золото, драгоценности. . Интересно, сколь же тут чистоганом? Камчатка будет доволен.

Однако по хитрецким глазам Зуба, Ванька понял: Васька в накладе не останется, солидный куш прикарманит. Сам же о золоте не думал: главное втереться в доверие Камчатки, а деньги — дело наживное.

Васька спрятал ларец в котомку, сунул ее под лавку, а затем, осклабившись, спросил:

— Шмару [27] Шмара — женщина легкого поведения, проститутка. когда-нибудь драл?

— Чего?

Ванька блатных слов уголовного мира пока не знал, зато позднее он будет их ведать как «Отче наш».

— Ну, ты даешь, паря. Бабам или девкам когда-нибудь болт вставлял.

Ванька на какой-то миг растерялся, щеки его покрылись румянцем.

— Ясно. Бабью радость [28] Бабья радость — мужской половой член. в кунку не вбивал. Пора, Каин, мужиком стать. Айда шмару выбирать. Заслужил!

В избе что-то творилось невообразимое. Ваньку оторопь взяла. Содом и Гоморра! Братки занимались прелюбами [29] Прелюбы — половые сношения между мужчиной и женщиной. с оголенными девками. Хрипы, охи, сладострастные стоны… Возбужденная Дунька Верба сидела на лаве и, широко раскинув полные белые ляжки, пожирала глазами бесстыдное действо. Увидев Зуба, тотчас закричала:

— Заждалась тебя, сокол. Иди ж скорее!

Но Васька категорично показал рукой на Ваньку.

— Его приголубь, коль мохнатка готова. Смелей, Каин. Дунька у нас девка горячая. Смелей!

Более полувека назад до правления императрицы Анны Иоанновны вся местность здесь была покрыта густым лесом, шедшим далеко к северу. Среди леса находилось село Останково, принадлежавшее князю Якову Черкасскому.

Между селом и городом, в восточной стороне леса, на речке Копытовке, лежала деревня того же имени Черкасского, называвшаяся «Князь-Яковлевское». Но в 1678 году, по переписным книгам, она имела уже другое название: «слобода Марьино, Бояркино то ж».

В 1730-1740-х годах селом, деревней и лесом владел князь Алексей Михайлович Черкасский, канцлер императрицы Анны Иоанновны.

Марьину рощу заполонили крепостные ремесленники: резчики, позолотчики, иконники, котельники, столяры, оловянщики, точильщики шпаг, сапожники, чеканщики… А среди женщин — ткачи и вязальщицы.

Деревня настолько разрослась, что разбилась на улицы, переулки и переулочки, порой такие тесные и укромные, что напоминали Зарядьевские трущобы, в коих вольно себя чувствовали содержатели «малин» [30] Марьина роща сыграет определенную роль в жизни Ваньки Каина, не случайно автор более подробно остановился на описании этой своеобразной местности. .

Скудная жизнь ремесленных крепостных, теснота, пьянство, тяжесть оброков приводили к частым смертям тяглого люда.

Усугубила жизнь Марьиной рощи, когда в нее перевели из «Божедомки», что находилась в Сущеве подле церкви Иван Воина, Убогий дом, или «Божий дом», как именовали его москвичи. Это было «учреждение» из морга и кладбища, куда сносили со всего города тела убитых и неопознанных людей.

В Москве в описываемые времена жизнь была небезопасной, без грабежей и убийств не обходился ни один день, и рано утром служители Убогого дома — «божедомы» — ходили по улицам города, подбирали мертвых и выставляли в гробах на «крестцах» [31] Крестцы — перекрестки улиц… .

Если покойники никем не опознавались, их приносили в Убогий дом и клали в открытые ямы со льдом. Только раз в год, в Семик, хоронили их при большом стечении народа и духовенства. Сам Семик праздновался народом в рощах, лесах, на берегах рек и прудов; к этому дню красились яйца в желтую краску, готовились караваи и т. д. На рассвете по дворам, улицам и домам расставлялись березки.

После поминовения умерших молодежь отправлялась в рощи завивать венки из берез; там пели, плясали и играли хороводы; после игр "всей гурьбой" заламывали березку (так называемое семицкое дерево), обвешивали ее лентами и лоскутками и с песнями возвращались домой.

Лет через пять на месте Убогого дома было открыто обыкновенное кладбище, названное по кладбищенской церкви Лазаря — «Лазаревским». Однако обычай населения собираться в Марьиной роще для поминовения покойников не исчез, а принял лишь другую форму. Собиравшиеся родственники, похороненных на кладбище, приходили в рощу на целый день. Где и проводили время. После еды и выпивки пели песни, играли на народных музыкальных инструментах, плясали, водили хороводы [32] В начале Х1Х века здесь было в семик уже обычное народное гуляние. Вовремя нашествия Наполеона Лазаревское кладбище и Марьина роща с лесом являлось лазейкой, через которую москвичи выходили из города и вновь проникали в него, не замечаемые французскими пикетами …