Марк Алданов - Десятая симфония

- А как поживает мадемуазель Жорж? - улыбаясь, спросил он.

У Дюпора был когда-то со знаменитой артисткой роман, очень занимавший московских дам. Теперь это было далекое прошлое, и о нем, собственно, можно было говорить свободно. Однако танцовщик не сразу принял тему. На его лице появилось выражение крайней скромности: «Акид не выдаст тайны Галатеи».

- Я помню, ведь она вас похитила и переодетым привезла из Парижа в Петербург... И очень хорошо сделала, - смеясь, сказал Разумовский.

- Quelle femme! Quelle femme! {34} 34 — Какая женщина! Какая женщина! (Фр.) - расширив глаза, произнес Дюпор. Скромность его растаяла перед настойчивой нескромностью Разумовского («Акид выдаст тайну Галатеи»). -L'Empereur Napoléon disait qu'elle avait des abatis, canailles. Mais ce n'est pas vrai, je vous le jure! Les pieds un peu grands, peut-être, mais d'une beauté!.. {35} 35 Император Наполеон говорил, что ее черты вульгарноваты. Но это неправда, я вас уверяю! Ноги несколько великоваты, быть может, но какая красота!.. (Фр.)

- Верю, верю, - говорил весело Андрей Кириллович, знавший, что в этом была главная гордость жизни Дюпора: он и Наполеон были близки с одной женщиной.

- Да, хорошее было время, - с автоматическим вздохом сказал автоматическую фразу Дюпор, вывезший из России состояние. - Хорошее было время!

- Вам, слава Богу, недурно и в Вене... Что вы теперь пишете?

- Пишу балет «Le volage fixé» {36} 36 «Прерванный полет» (фр.). , - ответил польщенный Дюпор и принялся рассказывать о своих работах. Андрею Кирилловичу стало завидно: он теперь завидовал всем людям, имеющим какое бы то ни было призвание, а Дюпор был по-настоящему влюблен в свое искусство. Говорил он так, точно творчество не оставляло ему ни одной минуты свободного времени: он, может быть, и рад был бы все бросить и начать жизнь самого обыкновенного человека, но что поделаешь с публикой? Знать ничего не хочет и не прекращает оваций. Этот тон остался у Дюпора от лучших времен и еще усилился с тех пор, как дамы стали говорить: «Ах, его надо было видеть лет десять тому назад!..» Разумовский рассеянно слушал, оглядывая зал, поддакивая и переспрашивая, иногда невпопад.

Зал быстро наполнялся. В коридоре прозвонил колокольчик. Публика занимала места. Несколько кресел в первых рядах оставались незаняты, вызывая неприятное чувство у Андрея Кирилловича. Эти оскорбительные для Бетховена пустые места портили вид и настроение зала.

- Да, очень интересно, - рассеянно сказал Разумовский, заметив, что долго не подавал реплики.

- Что интересно, князь?

- То, о чем вы говорите... Но я из ваших балетов предпочитаю эту... Как ее?.. «Галатею»... Скажите, отчего никого нет в императорской ложе?

- Его Величество сейчас пребывает вне Вены, - почтительно наклонив голову, сказал Дюпор. - Кроме того, вы знаете, при дворе не очень любят Бетховена.

- Как он поживает, старый якобинец?.. Говорят, плох?

Дюпор постучал по лбу пальцем и заговорил уже без балетных жестов: о деньгах он говорил просто.

- Послушайте, князь, - сказал он. - Полный сбор в моем театре при обыкновенных це нах составляет две тысячи четыреста флоринов. Я сделал старику величайшую скидку, какую только мог, потому что я его люблю... Oui, j'ai un faible pour lui... On dit qu'il décompose la musique, mais je suis d'avis que c'est un bon musicien, tout toqué qu'il soit! {37} 37 Да, я питаю к нему слабость... Говорят, он разрушает музыку, но я считаю, что он хороший музыкант, каким бы ни был чокнутым человеком! (Фр.) - с силой сказал Дюпор, точно Разумовский с этим спорил. - Я посчитал за все тысячу. За все! Это чуть только себе не в убыток. Но ему одна переписка нот обошлась в восемьсот флоринов! На что же можно тут рассчитывать при обыкновенных ценах?

- При повышенных ценах, вероятно, публики было бы меньше.

- Послушайте дальше. Мало ему для его симфонии оркестра, подавай еще хор. Мало хора, подавай солистов. И не одного, а четырех! И не каких-нибудь горлодеров, а Генриетту Зонтаг! Хорошо, что она милая девочка... Une perle {38} 38 Жемчужина (фр.). , - вставил Дюпор, подмигнув Разумовскому, -она ничего со старика не возьмет... А эти скандалы! Если бы я знал, ни за что не сдал бы ему своего театра. Для баритонной партии ему предлагают Форти: прекрасный певец. «Nein! {39} 39 Нет! (Нем.) - передразнил Дюпор, сделав свирепое лицо. - Не хочу Форти: Italienische Gurgel! {40} 40 Итальянская глотка! (Нем.) » - сказал он, с трудом произнося немецкие слова, но в совершенстве воспроизводя голос, манеру, выражение лица Бетховена. Разумовский невольно засмеялся.

- Да, крутой человек.