Эдвард Радзинский - Нерон и Сенека

— Я надеялся, Цезарь.

— Ты надеялся! Что плод волчьей любви можно превратить в домашнего пса? — засмеялся Нерон.

— Ты прав, Цезарь, это следует уточнить, — бесстрастно сказал Сенека. — Я думал тогда о Риме, о будущем государства. Я возмечтал воспитать юношу, уважающего сенат и наши древние законы! Который покончит навсегда со страшными временами прошлых деспотов — цезарей Тиберия, Калигулы и Клавдия. Душа моя жаждала уединения, но я отдал ее во власть суеты ради будущего Рима.

— Благородно!.. Но мы все это проверим, не так ли? Продолжай, учитель…

— «Однажды мать Нерона, Агриппина, — читал Сенека, — попросила меня привести к ней прорицателей-халдеев. Я привел. На ее вопрос о судьбе сына один из прорицателей ответил…»

…Старик с лицом Зевса с греческой скульптуры стоял в покоях императрицы.

— Он будет царствовать, но он убьет свою мать, — сказал старик.

— Пусть убивает, лишь бы царствовал, — шептала в ответ прекрасная женщина…

— «И вскоре, подстрекаемая неистовой жаждой власти, Агриппина отравила старого цезаря Клавдия, чтобы возвести на престол сына…» — невозмутимо читал Сенека.

И с воплем Нерон опять упал на арену. Он в судорогах катался по опилкам. В ужасе глядел на него Сенека. И, как собаки подхватывают лай, этот вопль тотчас подхватили люди из подземелья. Неистовые крики раздавались из-под земли.

— Слышишь! Они кричат! Они уже поняли: мама убила Клавдия. Они убьют ее! И меня! Я боюсь! Я боюсь! — вопил Нерон. — Что ты уставился? — спросил он Сенеку, поднимаясь как ни в чем не бывало с арены. — Будто забыл, как я вопил тогда в страхе? И что ты мне ответил? Это не записано в твоих мудрых письмах. Но нам с тобой все нужно знать — для точной оплаты твоих трудов… Что ты сказал тогда?

— «Не бойся, Цезарь, они кричат то, что всегда кричит римская толпа после смерти своих цезарей: „Цезарь Клавдий умер! Да здравствует цезарь Нерон!“

— Но ты еще кое-что прибавил… Я жду!

— «И запомни, — невозмутимо продолжал Сенека, — никто не убивал цезаря Клавдия. Это дурные слухи, которые всегда возникают после смерти властителей. Твой отчим отравился грибами — и все!..» Я сказал это, потому что ты, мальчик, не мог тогда понять всех отвратительных сложностей жизни. Тебя надо было успокоить. Ты успокоился, вышел к гвардейцам и произнес речь.

— Ну-ну-ну! Я по-прежнему вопил. — И он вновь бросился на арену и закричал: — «Мать убила отчима! Я знаю, и все они знают! Я боюсь! Я не смогу сказать речь!..» Неплохо сыграно, не так ли? — расхохотался Нерон, поднимаясь с арены. — Великий актер Нерон!.. И что ты ответил мне, Сенека?

Сенека молчал.

— Да, ты промолчал, — усмехнулся Нерон. — И молча протянул мне написанную речь. И я понял: ты все знал! И написал эту речь заранее… Кстати, речь оказалась отличной. Речь — что надо! — И он взглянул на сенатора.

— «Гвардейцы! Я, ваш цезарь…» — тотчас темпераментно начал сенатор.

— Не надо! Все речи одинаковы, — усмехнулся Нерон. — Давай сразу — что они завопили после моей… то есть его речи?

— «Цезарь Клавдий умер. Да здравствует цезарь Нерон!» — двадцать раз! «Мы всегда хотели такого цезаря, как ты!» — двадцать раз. «Ты наш цезарь, отец и брат! Ты великий сенатор и истинный цезарь!» — сорок раз! — кричал сенатор.

— Да, да, — шептал Нерон. — Вот с этими воплями приветствий они несли меня в сенат. Я помню: белый страх… и ржание лошадей…

И Сенека увидел: Нерон плыл на руках гвардейцев среди поднятых мечей и бронзовых римских орлов…

— И я вышел из сената — цезарь, осыпанный всеми почестями. Только звание «Отец отечества» я отклонил. Чтобы все поняли, как скромен новый цезарь… Так мне посоветовал учитель Сенека… ловчила Сенека… Продолжай!

И вновь Сенека бесстрастно читал:

— «Ты спрашиваешь, Луцилий, правду ли говорят, будто я сочинил речь для цезаря? Нерон познал все тонкости эллинской философии, у него блестящая память — надо ли мне за него сочинять?»

Нерон засмеялся.

— Я хотел, чтобы нового цезаря любили в Риме, — глухо сказал Сенека. — И еще — ты не хотел, чтобы в Риме не любили тебя…

— Продолжай! — ответил Нерон.

И Сенека продолжал свое бесстрастное чтение:

— «Я уверен: цезарь вырастет добродетельным юношей и уйдут в невозвратное прошлое страшные времена Тиберия — Калигулы — Клавдия. И пусть слухи о сомнительных выходках молодого цезаря не лишены оснований — будем надеяться, что все это минет с возрастом. Хотя не могу не сказать с сожалением, что молодой цезарь поддается дурным влияниям. Особенно всех тревожит недавнее появление при дворе некоего Софрония Тигеллина…»