Этель Войнич - Сними обувь твою

Пожалуй, лучше не заговаривать с ней. Он ничем не может ей помочь и только оскорбит ее своим участием. Он просто посмотрит на нее издали — один раз. В этом нет ничего плохого: ведь она даже не узнает. А потом он уедет, женится и забудет о ней.

У нижней опушки он привязал лошадь к изгороди, сел на упавшее дерево и стал грустно смотреть на чудесную холмистую равнину, на тропинку, извивавшуюся по крутому склону, на дом в четверти мили от него. Он ждал долго, но она не появлялась. Все это так глупо! Наверное, он опоздал и пропустил ее. Теперь, пожалуй, все уже встают, а в такое ясное утро ярко-синяя куртка его нового костюма для верховой езды, который вчера прислал портной, видна издалека…

Нет, вот она. Выходит из дома с двумя собаками. Он поспешил укрыться в лесу. На полпути тропинка пересекала солнечную полянку. Рядом с ней из густых кустов поднималось огромное дерево. Он встал позади ствола и осторожно посмотрел сквозь темную листву кустов. Здесь она его не увидит.

Но он не подумал о собаках. Когда она, не заметив его, проходила мимо, одна из них остановилась, понюхала воздух и с лаем кинулась к нему.

Проклятый пес!

Она обернулась на шум, и ее лицо мгновенно превратилось в застывшую маску ужаса. Да ведь она приняла его за…

— Беатриса! Мисс Риверс! Не пугайтесь, это я, Генри Тел форд.

Когда он вышел из своего тайника, она вздрогнула, свистнула собакам и замерла, прижав стиснутую руку к вырезу платья. Страх на ее лице сменился настороженностью. Он подошел, бормоча извинения:

— Дорогая мисс Риверс, ради бога, простите меня! Я так огорчен, что испугал вас. Я не хотел… Я приехал только…

— Почему?

— Ну, потому что… Просто еще раз поглядеть на вас. Я не хотел вам надоедать; если бы не собака… Я ведь больше никогда вас не увижу, никогда… Если только… Согласны вы стать моей женой?

Он остановился, сам не зная, какого ответа больше боится — «да» или «нет». Как она побледнела! И почему она так страшно неподвижна?

Рука на груди медленно разжалась и бессильно упала. Девушка несколько раз судорожно глотнула и наконец снова спросила:

— Почему?

— Почему… что?

— Почему вы хотите, чтобы я вышла за вас замуж?

— Ну… потому что я люблю вас.

Все эти дни он ждал, чтобы она улыбнулась. Теперь она улыбнулась, и он пожалел об этом. Это была не такая улыбка. Она сделала юное лицо старым, как вечность. На один краткий миг тревожного просвегления он понял, что боится Беатрисы.

— Хорошо, я выйду за вас замуж.

И все. Словно он пригласил ее пройтись с ним до вершины холма. Только через секунду растерявшийся молодой человек осознал, что теперь он счастливый жених.

— Вы согласны? Я — я буду хорошим мужем. Я обещаю… Он завладел уже совсем ослабевшей рукой. На этот раз она не дрожала, но по-прежнему была ледяной. Странная мысль пришла ему в голову: когда рыбка умирает, она перестает трепыхаться.

— Я понимаю, — растерянно пробормотал он, выпуская ее руку. Это немного неожиданно.

— Да. Я полагаю, что нам следует пойти домой и сказать им. Это ваша лошадь там, у изгороди? Ровер, Ровер! Пэтси! Домой!

Он шел рядом с ней, как щенок, которого окатили холодной водой. Если это называется быть женихом, то…

Выйдя из леса, они заметили вдалеке миссис Карстейрс, которая разговаривала на лужайке с помощником садовника. Она увидела их прежде, чем Генри успел отвязать свою лошадь, удивленно и радостно помахала ему и, выйдя из сада, поспешила к ним навстречу.

«Конец, — подумал Генри. — Теперь возврата нет».

О чем спрашивает его Беатриса?

— Вы завтракали?

— Я… да… нет; я выехал совсем рано.

— Из Лондона? Вы, должно быть, очень голодны. Завтрак, наверное, скоро подадут: когда я выходила, на кухне уже затапливали плиту.

Эта женщина всего в пятидесяти ярдах от них, а она говорит о завтраке!

Еще минута, и он должен будет сказать… сказать то, что полагается говорить жениху: сделала меня счастливейшим из… Нет, так говорят только в книгах.

Дала свое согласие… О черт! Что говорят в подобных случаях?

Но говорить ничего не пришлось. Беатриса подошла к матери и поглядела ей прямо в глаза.

— Мама, я выхожу замуж за мистера Телфорда.

Все остальные события дня слились в один нелепый, путаный кошмар такой, в котором одно немыслимое следует за другим и все кажется естественным и само собой разумеющимся. Он ясно сознавал только одно — его обманули, лишили того, на что он имел неоспоримое право. Когда предложение принято, жених целует свою невесту — так заведено, а ему не дали поцеловать Беатрису.