Вальтер Скотт - Обручённая

— Монету все же возьми, — сказал младший. — Пусть она достается паломнику, раз менестрель не хочет ее заработать.

— Прошу тебя, оставь свое даяние при себе, добрый человек, — ответил Видаль. — Я в нем не нуждаюсь. А вместо того скажи, будь добр, что происходит там, впереди?

— Ты разве не знаешь, что к нам вернулся наш коннетабль де Лэси? И что он намерен сегодня торжественно облечь фламандских ткачей всеми правами и привилегиями, какие им даровал Генрих Анжуйский? Если бы жив был король Эдуард Исповедник, фламандские плуты получили бы вместо этого два столба с перекладиной. Однако ж поспешим, сосед, не то мы пропустим всю забаву.

Сказав это, они стали спускаться с холма.

Видаль устремил взгляд на ворота замка; колыхание знамен, съезжавшиеся всадники, хотя на таком отдалении видимые неясно, все указывало, что ожидается выезд весьма важного лица в сопровождении большой свиты. О том же говорили торжественные фанфары, доносившиеся издали. Затем, по облачкам пыли, которые стали вздыматься между замком и мостом, и по звукам труб, все более близким, Видаль понял, что шествие направляется в его сторону.

Он не мог решить, оставаться ли на прежнем месте, откуда, хотя бы издали, можно было видеть все происходившее, или смешаться с толпой, собравшейся справа и слева от моста, по обе стороны прохода, охраняемого вооруженными фламандцами.

Мимо Видаля поспешно проскользнул монах; на вопрос Видаля о причине происходящего он пробормотал из-под своего капюшона, что коннетабль де Лэси вступает в должность и первым его делом будет вручение фламандцам королевской хартии, подтверждающей их права и привилегии.

— Как видно, он очень спешит утвердиться в своей должности, — сказал менестрель.

— Кто получил в руки меч, тому не терпится вынуть его из ножен, — ответил монах и добавил еще что-то, чего менестрель не разобрал; ибо отец Альдрованд не оправился еще от увечья, нанесенного ему во время осады.

Однако Видаль понял, что он намерен пробиться к коннетаблю, чтобы просить милости или заступничества.

— Я тоже хочу приблизиться к нему, — внезапно сказал Рено Видаль, поднимаясь со своего камня.

— Тогда следуй за мной, — прошепелявил монах, — меня фламандцы узнают и пропустят.

Однако, будучи в немилости, отец Альдрованд не имел уже того влияния, на какое он рассчитывал; их затерли в толпе и оттеснили друг от друга.

Зато Видаля узнали английские крестьяне, заговорившие с ним незадолго до этого.

— А жонглировать ты умеешь, менестрель? — спросил один из них. — За это тебя могут щедро одарить. Наши норманнские господа любят жонглеров.

— Я умею делать только одну штуку, — ответил Видаль, — и сейчас покажу ее, если вы немного расступитесь.

Они освободили вокруг него немного места и стали ждать, пока он снимал шапку и стаскивал с себя кожаные гетры, оголив ноги и колени и оставшись в одних сандалиях; затем он повязал свои выгоревшие на солнце волосы пестрым платком и, сбросив верхнюю одежду, обнажил до самых плеч свои мускулистые руки.

Пока он занимал окружающих этими приготовлениями, в толпе произошло движение; раздались громкие звуки труб, на которые фламандцы откликнулись всеми своими музыкальными инструментами, а норманны и англичане возгласами «Да здравствует доблестный коннетабль!», «Помоги ему, Пресвятая Дева!». Все это возвещало о приближении коннетабля.

Видаль делал невероятные усилия, чтобы приблизиться к главе процессии, но из-за тесно обступивших его вооруженных людей пока мог видеть лишь его шлем, украшенный высоким султаном, и правую руку, державшую жезл, знак его должности.

Наконец ему удалось оказаться всего в трех ярдах от коннетабля, вокруг которого с трудом расчистили немного места для совершения церемонии. Сидя на коне спиной к менестрелю, коннетабль наклонился, чтобы вручить королевскую хартию Уилкину Флэммоку, который, принимая ее, благоговейно преклонил колено. Это вынудило коннетабля склониться так низко, что его султан лег на пышную гриву его благородного скакуна.

В этот миг Видаль с необычайной ловкостью прыгнул через головы фламандцев, охранявших образовавшийся круг; упершись правым коленом в круп коня коннетабля, а левой рукой схватив де Лэси за ворот его кожаного кафтана, он в мгновение ока выхватил короткий и острый кинжал и погрузил его в шею своей жертвы там, где спинной мозг передает человеческому телу таинственные приказания мозга головного. Удар был нанесен с величайшей точностью и силой. Несчастный всадник свалился с седла без сопротивления и без единого стона, подобно быку на арене, пораженному клинком тореадора. В седле вместо него сидел его убийца; потрясая окровавленным кинжалом, он уже готовился послать коня вскачь.