Александр Дюма - Кровопролития на Юге

Но, как мы уже сказали, с г-ном Жюийра дело обстояло иначе: благодаря энергии, свойственной его возрасту, и твердости в вере, он остался почти единственным, кто подавал утешение хворым и отправлял прочие обязанности священника: ночью ему приносили детей, чтобы он их крестил, и он соглашался на эту уступку: ведь начни он требовать, чтобы крестины совершались днем, он поставил бы этим под удар не одного себя; но во всем, что касалось лично его, будь то посещение больных или помощь раненым, он действовал открыто и не таясь, не отступая ни перед какой опасностью.

Однажды г-н Жюийра по долгу своего служения направлялся в префектуру и вдруг, проходя по улице Баркетт, увидел, что в тупике притаились несколько человек, которые целятся в него из ружей; но он все равно продолжал свой путь, причем с таким спокойствием и с таким великим смирением, что его невозмутимость усмирила убийц, поднятые ружья опустились и никто не посмел в него выстрелить. Полагая, что префекту нужно знать обо всех нарушениях порядка, он сообщил о случившемся г-ну д'Арбо-Жуку, но тот не счел необходимым предпринять по этому поводу расследование.

Как мы видим, в подобных обстоятельствах, учитывая явное нежелание гражданских властей, попытка открыть для публичного отправления обрядов протестантские храмы, вот уже четыре месяца закрытые, было делом, на которое нелегко решиться и которое очень сложно довести до конца, однако генерал Лагард был человеком твердого нрава, не отступавший перед тем, что полагал необходимым, а главное, в подготовке к этому религиозному государственному перевороту он надеялся на содействие герцога Ангулемского, который совершал поездку по Югу и вскорости должен был посетить Ним.

5 ноября принц въехал в город; он уже был знаком с докладами генерала королю Людовику XVIII и получил от дяди положительные инструкции о том, как умиротворить многострадальные провинции, которые он посетил; итак, он явился в Ним с явным, хоть, возможно, и не вполне искренним желанием проявить полнейшую беспристрастность; и вот, когда ему представили депутатов от консистории, принц не только принял их с большой благосклонностью, но и первый заговорил с ними о нуждах их веры, прибавив, что с прискорбием узнал, причем всего несколько дней назад, о запрете, введенном с 16 июля. Консистория ответствовала его королевскому высочеству, что во время такого возбуждения умов закрытие храмов было разумной мерой, которую протестантам надлежало принять со смирением, и так они ее и приняли; принц одобрил сдержанность, проявленную ими в прошлом, но в то же время заметил, что его присутствие послужит им порукой на будущее, и выразил желание, чтобы в четверг девятого числа сего месяца были открыты два протестантских храма и чтобы в них возобновились богослужения; одновременно он посулил протестантам, которых напугала эта весьма неожиданно дарованная им милость, что будут приняты все меры, дабы спокойствие ничем не нарушалось; одновременно с этим председатель консистории г-н Оливье Демон и член ее г-н Ролан-Лакост получили приглашение к принцу на обед.

Вслед за этой депутацией прибыла другая: то была депутация католиков, явившаяся с просьбой об освобождении Трестайона; принц был настолько возмущен подобным ходатайством, что вместо всякого ответа повернулся к просителям спиной.

На другой день герцог Ангулемский вместе с генералом Лагардом отбыл в Монпелье; поскольку протестанты только на генерала и надеялись в том, что касалось защиты их прав, порукой которым служило отныне слово принца, они не пожелали ничего предпринимать в его отсутствие, пропустили 9 апреля, не делая никаких попыток возобновить публичные богослужения, и стали дожидаться приезда своего покровителя, который воротился в Ним вечером в субботу 11 ноября.

По приезде генерал Лагард первым делом позаботился узнать, осуществились ли намерения принца; получив отрицательный ответ, он не стал вдаваться в причины, которые могли бы оправдать промедление, и послал председателю консистории решительное предложение открыть оба храма.

Тут председатель, доведя самоотверженность и осторожность до предела, отправляется к генералу, сначала осыпает его благодарностями, а затем напоминает ему обо всех опасностях, которым тот себя подвергает, столь резко оскорбляя убеждения тех, кто вот уже четыре месяца хозяйничает в городе; но генерал Лагард ничего не желает слушать; он получил от принца приказ и с ригоризмом старого вояки требует исполнения этого приказа.