Любовь Воронкова - Сын Зевса

Теперь пришла пора брать Олинф. Часть войск уже отправилась в том направлении. Филипп приказал вести себя тихо и, не доходя до Олинфа, чтобы там никто не догадался о замыслах Филиппа, ждать его. Нагрянуть надо неожиданно. Неожиданность всегда половина победы.

— Ты уверен, царь, что им неизвестны твои намерения? — спросил один из полководцев.

— Если бы это было так, нас известили бы. Там ведь тоже есть разумные люди, которые понимают, что Олинфу гораздо выгоднее быть с Филиппом в союзе, чем во вражде.

В это время в шатер вошел гонец. Все обернулись к нему.

— Царь! — сказал он. — Олинф изменил тебе.

Филипп сверкнул своим единственным глазом.

— Как?

— Олинфяне почувствовали опасность. Не доверяют тебе. Отправили послов в Афины просить помощи.

— Вот что?.. — зловещим голосом сказал Филипп. — Значит, они договор со мной нарушили? Тем хуже для них. — И вдруг весело улыбнулся. — И тем лучше для нас. Теперь уже они не смогут вопить, что Филипп — вероломный союзник. Я не нарушал договора. Нарушили они — значит, мы вправе вступить с ними в войну! Теперь остается одно — в поход на Олинф немедля!

И снова, подняв сариссы, двинулись македонские фаланги Филиппа. Снова загудела земля под копытами могучей конницы, загрохотали колесами деревянные сооружения с таранами и баллистами-самострелами, которые могли метать во вражеский лагерь камни и дротики, стрелы зажигательные и простые.

А в это время в Афинах, на Пниксе, опять выступал Демосфен против Филиппа, страстно призывая афинян помочь Олинфу.

Вскоре из Афин к Филиппу явился лазутчик, присланный его сторонниками. Этот человек привез ему свиток, на котором почти слово в слово была записана речь Демосфена — его Первая Олинфская.

— Читай.

— «Большие, я думаю, деньги дали бы вы, граждане афинские, за то, чтобы знать, какими мерами помочь государству в том деле, которое вы сейчас обсуждаете…»

— Дальше, дальше, — прервал Филипп, — самую суть. Об Олинфе.

— Так. Сейчас. Вот. «… Мое, по крайней мере, мнение таково, что решить вопрос о помощи Олинфу надо сейчас же и что надо как можно скорее послать эту помощь…»

— Ага. Ну-ну, посылай. Дальше.

— «…Затем надо снаряжать посольство, которое должно быть на месте событий. Ведь бояться приходится главным образом того, чтобы этот человек…»

— Этот человек — царь македонский. Вот кто этот человек. Дальше.

— «…чтобы этот человек, способный на все и умеющий пользоваться обстоятельствами, чтобы он не повернул дело в свою пользу…»

— Какой грубый язык!

— «…Ведь для олинфян ясно, что сейчас они ведут войну не ради славы и не из-за участка земли, а ради того, чтобы спасти отечество от уничтожения и рабства, и они знают, как он поступил с теми из граждан Амфиполя, которые предали ему свой город…»

— Знают, конечно. Я убил их первыми. Если они могли предать своих сограждан, то разве не предали бы меня?

— «…И с гражданами Пидны, впустившими его к себе…»

— С ними я поступил так же, клянусь Зевсом! Как бы я верил потом им, предавшим свой родной город?

— «…Если мы, граждане афинские, оставим без поддержки и этих людей и в таком случае он овладеет Олинфом, тогда что же еще будет мешать ему идти туда, куда хочет? Пускай кто-нибудь ответит мне…»

— Я сам отвечу: никто!

— «…Учитывает ли кто-нибудь из вас, граждане афинские, и представляет ли себе, каким образом сделался сильным Филипп, хотя был первоначально слабым? А вот как: сначала взял он Амфиполь, потом Пидну, позднее еще Мефону…»

— Под Мефоной мне выбили глаз. Не дешево заплатил, клянусь Зевсом!

— «…Наконец, вступил в Фессалию. После этого в Ферах, в Пагасах, в Магнесии — словом, всюду он устроил так, как ему хотелось, и тогда удалился во Фракию».

— Все припомнил!

— «После этого он заболел. Едва оправившись от болезни, он опять-таки не предался беспечности, но тотчас сделал попытку подчинить олинфян…»

— А как же? У меня нет лишнего времени.

— «…Скажите, ради богов, кто же среди нас настолько простодушен, кто же не понимает того, что война, происходящая сейчас там, перекинется сюда, если мы не примем своих мер?..»

— Клянусь богами, он прав. Но красноречие его впустую. У афинян все тяготы несут рабы. Только на рабов они и полагаются, и это их погубит.

Однако Филипп ошибся, говоря, что афинян речами воевать не заставишь. Речь Демосфена была так горяча и взволнованна, что убедила Народное собрание. Афиняне вскоре снарядили помощь Олинфу. Они послали олинфянам тридцать триер [*]с двумя тысячами наемного войска во главе с полководцем Харетом.