Федор Раскольников - Рассказ о потерянном дне

Тут же я вспоминаю, как за несколько дней до открытия «учредилки» мне пришлось до хрипоты спорить с эсерами в красных кирпичных казармах 2-го Балтийского экипажа, на глухом и пустынном Крюковом канале. Правые эсеры тогда играли ва-банк. Они вели азартную и авантюристическую борьбу за овладение питерским гарнизоном. Подпольные боевые организации правых эсеров стремились внедриться в каждую воинскую часть. На митинг матросов 2-го Балтийского экипажа явился весь цвет правых эсеров во главе с членом Учредительного собрания Брушвитом. Ожидался Виктор Чернов, но он почему-то не приехал. В унылом коридоре, освещенном тусклыми электрическими лампочками, я неожиданно встретил молодого эсера Лазаря Алянского, который, заложив руки в карманы брюк с широченным клешем, важно разгуливал в темно-синей матросской голландке с выпущенным наружу воротником. При встрече со мной он смутился и покраснел.

— Почему вы надели матросскую форму? — удивленно спросил я его.

Алянский сконфузился еще больше.

— Я теперь поступил во флот, — глядя мне прямо в глаза и, как всегда, сильно картавя, выпалил Лазарь Алянский.

Я не мог удержать улыбки.

Для проникновения в казармы эсеры широко применили тогда своего рода «хождение в народ», которое на практике превратилось в простой маскарад.

Вскоре открылся митинг. С невысокой эстрады матросского клуба гремели речи эсеров с немилосердным завыванием провинциальных трагиков, с громкими истерическими воплями церковных кликуш, с исступленными звучными ударами кулаком по собственной мясистой груди.

— У вас, большевиков, руки в крови, — грозно рычал, потрясая перстом, правоэсеровский златоуст.

Но эти укоры и обвинения не находили сочувствия среди моряков. Даже молодые матросы осеннего призыва грудью стояли за Советскую власть и за большевистскую партию. Не помог и самоотверженный маскарад Алянского. Во 2-м Балтийском экипаже эсеры потерпели внушительное поражение.

Даже Преображенский и Семеновский полки, на которые больше всего рассчитывали правоэсеровские вожди, обманули их ожидания. Несмотря на неутомимую, бешеную активность эсеров, в день открытия Учредительного собрания ни одна часть питерского гарнизона не согласилась поддержать партию Керенского и Чернова.

На трибуну не спеша поднимается Иван Иванович Скворцов-Степанов. Повернувшись всем корпусом к правым скамьям и нервно подергивая стриженой с проседью головой, он с большим подъемом, доходящим до пафоса, разоблачает лицемерие правых эсеров.

— Товарищи и граждане! — отчетливо и громко басит Скворцов-Степанов, подкрепляя свои слова энергичными жестами длинной сухощавой руки. — Я прежде всего должен выразить изумление тому, что гражданин предыдущий оратор угрожал нам разрывом с нами, если мы будем предпринимать известные действия. Граждане, сидящие направо! Разрыв между нами давно уже совершился. Вы были по одну сторону баррикад — с белогвардейцами и юнкерами, мы были по другую сторону баррикад — с солдатами, рабочими и крестьянами.

Попутно Иван Иванович, как теоретик, дает урок полигграмоты нашим врагам.

— Как это можно, — недоумевает он, — апеллировать к такому понятию, как общенародная воля… Народ не действует в целом. Народ в целом — фикция, и эта фикция нужна господствующим классам. Между нами все покончено. Вы — в одном мире с кадетами и буржуазией, мы — в другом мире с крестьянами и рабочими.

Впоследствии Скворцов-Степанов с гордостью рассказывал мне, что его речь была одобрена Лениным.

Товарищ Свердлов, отставляя в сторону песочные часы, предлагает приступить к выборам председателя. Для подсчета голосов каждая фракция выделяет двух представителей. Наша фракция избирает меня и П. Г. Смидовича — человека с мягкими седыми волосами и голубыми близорукими, как бы изумленными глазами за круглыми стеклами золотых очков. Мы взбираемся по ступенькам на ораторскую трибуну, куда приносят два деревянных ящика, прикрытых с одной стороны черной коленкоровой занавеской. Это — избирательные урны. На одной из них надпись — «Чернов», а на другой — «Спиридонова». Свердлов строгим тоном учителя по алфавиту вызывает депутатов. На трибуне они получают от нас по два шара: черный и белый. В одну урну каждый бросает белый, избирательный, шар, а в другую — черный, неизбирательный.

Свердлов, которому явно наскучила утомительная процедура, все быстрее выкликает депутатов, и вскоре перед урнами вырастает длинная очередь.