Франсуаза Шандернагор - Королевская аллея

Однако, осушив кубок до дна, нужно уметь так же смело пить и осадок. Моя старинная подруга, княгиня дез Юрсен, низвергнута с вершины славы в пропасть опалы. Она управляла королевою Испании, которая управляла королем; но королева тоже была смертной и умерла. Возраст княгини не позволял ей самой надеяться на корону. Пришлось искать новую королеву, но тут мою подругу сгубила именно та восторженность, которая прежде так часто спасала ее: она доверилась некоему итальянскому аббатишке по имени Альберони. Я знала его как заядлого интригана, долгое время жившего в Анэ на иждивении герцога Вандомского, чьим «миньоном» он сделался при обстоятельствах, вполне достойных и того, и другого: их близость родилась на поле битвы, но, в отличие от древних греков, отнюдь не в бою; аббат устроил свою судьбу иначе, бросившись к Вандому в тот самый миг, когда герцог вставал со стульчака, и при всем честном народе облобызав самое выдающееся место будущего своего покровителя. Тщетно предостерегала я княгиню дез Юрсен от этого скользкого человечишки, — она не послушала меня и доверилась ему всецело, как доверялась всем и всему, кроме разве морали. Сделавшись полномочным представителем «camerera-mayor», Альберони выбрал невесту для короля у себя на родине и вез ее из Италии достаточно медленно, чтобы приручить по дороге. Едва лишь княгиня, выехавшая навстречу новой государыне, склонилась перед нею в реверансе, как та приказала арестовать ее, бросить в карету и без всяких объяснений препроводить на границу. Я увиделась с госпожою дез Юрсен по ее приезде в Париж; она сносила крушение своего могущества, потерю состояния и королевскую неблагодарность со своим всегдашним здоровым оптимизмом. В самой же Испании мало что переменилось: нынче, как и прежде, королева вертит королем, вот только королевою вертит теперь кардинал Альберони. Как подумаешь, чего стоит величие, ежели таким королевством распоряжается какой-то жалкий Альберони?!

Все это внушает мне отвращение к закулисным интригам политики; и как же я радуюсь тому, что нынче уже не занимаюсь делами. Нельзя безнаказанно пережить свой век: мир удаляется прочь от меня большими шагами, и все былое меркнет, стирается, тает в моей ослабевшей памяти. Я считала бы себя забытою всеми живущими вне этих стен, как я сама позабыла и Двор и политику, если бы изредка кто-нибудь не вспоминал, что госпожа де Ментенон жила на этом свете, не зная, что я жива до сих пор. Недавно меня пожелал увидеть царь Московии Петр I, — верно, в числе других памятников старины.

Он прибыл в Сен-Сир к семи часам вечера, взбаламутив весь дом; я лежала в постели. Из учтивости я попыталась было завязать с ним беседу, но вскоре поняла, что его толмач меня не слышит; тогда монарх встал и в мертвой тишине внезапно сорвал занавеси моего алькова, чтобы лучше разглядеть меня; миг спустя он повернулся и вышел, не оборачиваясь, — да и на кого ему было смотреть?! В самом деле, что общего между женщиною, сумевшей понравиться королю Франции, и мешком костей, покоящихся на кровати, — разве только длинные черные волосы, в которых, к великому моему стыду, до сих пор нет ни единого седого волоса. И что роднит прежнюю маленькую Франсуазу с дряхлой маркизою де Ментенон, если не та угасшая жажда счастья, жажда любви, которую ничто не смогло утолить?!

«Если вы не знаете, чего хотите, — говаривала моя добрая тетушка де Виллет, — то вы наверняка этого не получите». Надо думать, я и впрямь не знала, чего хочу, коли я этого не получила.

Еще в детстве я решила не искать счастья: уже тогда мне казалось, что неразумно иметь то, что война, болезнь или смерть могут отнять в один миг. Я выбрала своей целью славу по моему разумению, вещь незыблемую. К сорока годам я получила ее, но жизнь моя, дотоле вся направленная к достижению этой цели, начала давать трещину: я с изумлением увидела, что все мои победы не удовлетворяют меня; душа томилась неясным беспокойством, которое мог развеять лишь бег к новой цели. Но к какой? Я поочередно испробовала любовь, власть, набожность и, боясь лишиться, в оставшееся короткое время, хоть одной из них, погналась сразу за тремя — и упустила все.

Я упустила Короля, ибо не сумела любить его и научить любить меня так, как мне хотелось. В последние годы его жизни мне случалось, почитая героя, так ненавидеть человека, что я страстно призывала к себе смерть — или вдовство. Сегодня, когда моего супруга уже нет на свете, я с нежностью смотрю на его подарок — четки, я прошу мадемуазель д'Омаль играть его любимые пьесы для клавесина и читаю с интересом лишь те книги, где говорится о нем. Словом, нынче я так же страстно люблю все, что сближает меня с ним, как прежде любила то, что нас разъединяло; увы, былого уже не исправить.