Владимир Богомолов - Поворотный день

Проскакав до самого фольварка, Дундич понял, что белые оставили батарею без прикрытия. Поэтому он велел Шпитальному, Князскому и Негошу собирать пленных, а сам с остальными поскакал прямо на орудия. Прислуга, не отстреливаясь, побежала к лесу. Офицер, размахивая револьвером, что-то кричал, требовал, но солдаты обегали его, устремляясь в самую чащу.

Дундич направил своего Мишку на офицера. Тот, почуяв опасность, укрылся за щитом пушки и попытался выстрелить. Дундич, бросив коня влево, с оттягом опустил шашку. Клинок, задев плечо офицера, врезался в сталь щита. Посыпались искры, раздался скрежет металла и вопль раненого. Конец шашки отлетел к ящикам со снарядами. Досадливо сплюнув, Дундич поскакал за убегающими, призывая их остановиться.

— Не стреляй! — кричал он своим бойцам, размахивая наганом. — Стойте! Стойте!

Но прислуга жалась к стволам сосен. Наконец Иван Антонович догнал бородача и, огрев его вдоль спины ременной плеткой, свирепо приказал:

— Стой, сволочь!

Тот скорчился и присел, потянув вверх руки.

— Не решай жизни! — заканючил батареец.

Но Дундич, не обращая на него внимания, устремился дальше, требуя от остальных бросить оружие и остановиться. Когда конские морды уперлись им в спины, обдавая жаром и ошметками пены, кадеты остановились. Не дав опомниться, красный командир велел немедленно повернуть назад и занять место у пушек. Но белые, со звериной опаской глядя на разъяренных красноармейцев, не двигались с места.

— Кто старший? — спросил Дундич, соскакивая с седла. — Ты старший? — ткнул плеткой мордастого фельдфебеля.

— Их благородие, — трясущимися губами прошептал тот. — Остались там, — махнул рукой в сторону батареи.

— Их благородие вознеслись туда, — вздернул карабин к небу Николай Казаков.

Фельдфебель стянул папаху, перекрестился.

— Стало быть, я теперь.

— Тогда вертайся к пушкам, — не давал ему опомниться Дундич. — Как можешь быстро-быстро.

— Дозволь дух перевести, — осмелел батареец, видя, что красные не собираются их расстреливать.

По-человечески Дундичу было жалко этих загнанных до пота, до одышки людей. И в другое время он разрешил бы им даже присесть, прилечь. Но не теперь. Тут каждая минута могла стоить жизни. И еще — ведь Буденный очень надеялся, что Дундич захватит батарею. Развернет ее против белых.

— Нет, дядя, — решительно воспротивился этой просьбе Дундич. — Отдохнешь потом. А сейчас — давай к пушкам.

Поняли белые, чего от них добиваются, переглянулись. Тут палка о двух концах: не подчинишься — уложат на месте, цацкаться не станут, исполнишь приказ, вернется генерал — трибунал обеспечен. Тут есть над чем голову поломать.

Тяжело дыша, побрели солдаты обратно. Ноги их еле поднимались от земли. Пройдут немного и снова переглядываются: не очень ли торопимся? Кажется, раскусил их уловку Дундич, сказал:

— Стойте.

Остановились.

— В шеренгу по два становись! — скомандовал Дундич. — У кого есть фабрика или завод — два шага вперед! Нет таких? У кого конные заводы, два шага вперед. И таких нет? У кого свои хутора и поместья…

Говорил Дундич, шагая вдоль строя и внимательно вглядываясь в изумленные лица артиллеристов. Те понуро смотрели на краскома: издевается, должно быть. Нашел богатеев.

— Значит, нет среди вас эксплуататоров? — угрожающе прозвенел сердитый голос Ивана Антоновича. — Какого же черта вы так усердно служите буржуям и генералам? Я могу очень просто обойтись без вас (тут он явно схитрил: из его отряда никто не мог обращаться с пушками). Поставлю своих орлов, а вас в расход. Но если вы не добровольцы…

— Нет! Не добровольцы, — дружно загудели пленные. — Мы мобилизованные. С нас подписку взяли.

— Какую подписку?

— Если мы того, значица, — начал объяснять за всех бородач, — то наши семьи того.

Дундич понял: эта остановка может легко превратиться в бесконечный митинг, но и гнать батарейцев под дулом карабина ему не хотелось по той простой причине, что подневольный воин уже не воин. А эти черти тем более могут провести буденовцев — будут лупить в белый свет как в копеечку. К одному орудию может встать сам Дундич. Он кое-что соображает в этих панорамах и буссолях, не забыл в артиллерийских мастерских. А к другим кого поставить? Эх, знать бы, давно обучил бы ремеслу наводчика троих-пятерых. А теперь вот возись со всякой контрой.

— Вы понимаете, — укоризненно глянул на артиллеристов Дундич. — Советская власть отдает вам все. Все, что есть на земле. А вы против этой власти.