Владимир Богомолов - Поворотный день

— Ребята, — сказал Арон; когда они поднялись на второй этаж и очутились в кабинете редактора. — Все здесь сохранено в лучшем виде. Я даже и не мечтал о таком порядке. Думал, будет тут разрушенный Карфаген, но мы так стремительно их даванули, что они не успели напакостить. Даже вот, видите, чайник еще тепленький. — Арон потрогал зеленый чайник, стоявший на железной плите. — Сейчас поищем стаканы, напьемся чаю и за дело… Давайте, давайте активнее включайтесь в работу, — пригласил он.

И когда принесли дрова, затопили печь, уютно расселись вокруг массивного стола, тумбы которого украшали резные львиные головы, Кацнельсон взял свой стакан и ушел в соседнюю комнату.

Прихлебывая подслащенный сахарином кипяток, журналист торопливо писал первую статью в первый номер газеты «Борьба». Кое-какие материалы он приготовил в походной редакции еще вчера. Он достал их из полевой сумки, быстро пробежал глазами и отложил в сторону. «Эти статьи помогут мне выпустить газету к параду красных войск», — с удовольствием подумал Арон. Он решил отпечатать их на машинке.

Торопливо прошел в ту комнату, где когда-то сидели машинистки. Но комната была пуста. Кацнельсон задумчиво почесал небритую щеку и только теперь понял, что он один, с бойцами, пьющими чай и глядящими на шрифты с детским любопытством, вряд ли выпустит газету к утру. Тут нужны настоящие полиграфисты: наборщики, верстальщик, печатник. Но где их разыщешь сейчас в городе, который все еще грохочет орудийными взрывами, пулеметными очередями и ружейными выстрелами?

Тогда Арон стал вспоминать, кто из наборщиков и печатников прежде называл ему свои адреса. Первым он вспомнил худощавого Николая Гуляева. Этот жизнерадостный молодой человек не раз ночевал вместе с ним в типографии в горячие дни и ночи осени 1918 года. Николай делал все: набирал, верстал, приправлял полосы в машине и печатал их. И жил он совсем близко, где-то около типографии.

Арон вышел во двор. Прислушался. Выстрелы катились от кафедрального собора к набережной.

Вдруг во двор типографии вбежал командир с наганом в руке и начал ругать Арона за то, что он зажигает свет в доме, а окна ее занавешивает. Не успел командир доругать журналиста, как над ними, безжалостно вдавив их в ошметки замороженной грязи, завыл снаряд. Они лежали, сжавшись в комок, готовые ко всему. Но на их счастье снаряд разорвался за забором. Арон крикнул, чтобы потушили свет.

— Так ты не один? — обрадованно спросил командир. И, узнав, что тут делает Кацнельсон с десятком бойцов, приказал: — Шесть человек я у тебя забираю, а то мне очень туго. Тебе приказали газету выпустить, а мне — беляков не пустить на эту улицу.

Кацнельсон прислушался к близким выстрелам и не стал спорить Отпустив шестерых, он позвал с собой одного, и они побежали в сторону трамвайного кольца. Правее их, на соседней улице, шел ожесточенный бой. В тесном переулке, возле низкого домика, в котором прежде жил его знакомый, остановились.

На нервный стук Арона никто не открывал. И только когда солдат ударил в дверь прикладом, в коридоре раздались шаги и чей-то недовольный голос спросил, что нужно таким поздним гостям. Журналист терпеливо объяснил, кто ему нужен. Там помолчали, подумали, потом позвали Николая. Тот распахнул дверь и радостно пожал руку Арона. И тут же попросил Кацнельсона возвратиться в редакцию, а сам с бойцом побежал к соседнему дому, где жил его знакомый печатник Яша Случаев.

По дороге в редакцию Арон встретил двух бойцов, шедших в госпиталь, расположенный в бывшей гимназии. Раненые рассказали журналисту, что белые потеснили наших к рынку, но через несколько минут снова откатились к вокзалу и что около театра какой-то гражданин в шубе уже вывесил красный флаг и фанерный щит с надписью: «Городской революционный комитет». Арон записал фамилии бойцов, их короткие рассказы о том, как они освобождали Царицын, и побежал к театру. Он надеялся встретить там того человека в шубе. По мнению журналиста, это был работник горсовета. А может быть, даже председатель.

И чутье газетчика не подвело. В пустом кабинете директора театра сидел пожилой человек и, не обращая внимания на доносящиеся выстрелы и взрывы, что-то быстро писал. Когда Арон вошел, человек отклонился на мгновение от света лампы и молча указал на стул: подождите. Но Кацнельсон объяснил, кто он и что ему нужно. Человек поднялся из-за стола, заулыбался и крепко пожал тонкую ладонь газетчика.

— Я как раз сочиняю обращение Совдепа «К гражданам Царицына», — сказал человек в шубе. — Давай помогай, брат. У вас, борзописцев, это споро получается.