— Приказ отдан, полковник.
— Однако победа стоит того, чтобы просить Его Высочество об отмене.
— Готов допустить, что генерал Скобелев хорош для налетов, может быть, даже для развития тактического успеха, но как стратег он равен нулю, — важно сказал Криденер. — Холодный ум есть муж победы, а не легкомысленный гусарский порыв незрелого вождя. Это — азбука, полковник, удивлен, что вынужден напоминать о сем. Прошу повторить вашему непосредственному начальнику, что задача его сугубо второстепенна: не допустить соединения сил Османа-паши с турками в Ловче и демонстрировать атаку. Только демонстрировать, большего я от него не требую и не жду.
Паренсов понял, что никакая логика, никакие доводы не могут сдвинуть Криденера с уже избранной им позиции. Оставалось последнее: выпросить пехоту и артиллерию, и уж тут-то полковник готов был бороться до конца.
— Наша демонстрация будет эффективнее, если вы, Николай Павлович, усилите нас хотя бы тремя батальонами пехоты и конной батареей. По условиям местности мы не можем активно использовать кавалерию и, следовательно, Осман-паша оставит нашу демонстрацию без внимания. Между тем наличие пехоты и артиллерии заставит его оттянуть часть сил с других участков обороны.
Криденер долго думал. В рассуждениях Паренсова была не просто логика, но и прямое обещание облегчить атаку на направлении главного удара. Если Скобелев, получив пехоту, так и не справится с этой задачей, то ссылаться ему будет не на что. При этом варианте Криденер только выигрывал, решительно ничем не рискуя.
— Скажите Шнитникову, что я приказал выделить вам одну батарею и один пехотный батальон.
— Один батальон? — растерянно воскликнул всегда невозмутимый Паренсов. — Всего один батальон?
— Один батальон и одну батарею, — деревянным голосом повторил Криденер. — И я не задерживаю вас более, полковник.
Но Паренсов чуть задержался. В нем все кипело от возмущения, и только тренированная воля еще сдерживала порыв. Он хотел сказать Криденеру, что тот уже проиграл сражение, проиграл бесславно и кроваво, и — не сказал.
Если генерал Скобелев знал, как достичь победы, то барон Криденер точно так же знал, как надо воевать, чтобы не испортить собственной карьеры. Участь второго штурма Плевны была решена. И на сей раз — окончательно.
— Ну и черт с ним, — буркнул Скобелев, когда начальник штаба доложил о неудачном разговоре с бароном. — Меня, Петр Дмитриевич, идея осенила: забрать артиллерию у Бакланова. Все — в одном кулаке, в моем кулаке, понимаешь?
Когда Михаил Дмитриевич занимался делом, он не тратил сил на личные обиды. Он уже пребывал в состоянии высокого душевного подъема, который у него, человека крайностей, напоминал бешеный, все захлестывающий азарт.
— О себе думают, не о победе. Ну и быть им с битыми мордами, а мы Плевну брать будем.
— Помилуйте, Михаил Дмитриевич, с чем вы на Плевну замахиваетесь? — вздохнул Паренсов. — Полковнику Бакланову за глаза хватит хлопот с Ловчей. У нас — один Тутолмин, пехота еще на марше, а обещанная батарея вообще неизвестно где.
— Поторопи, — не терпящим возражений тоном сказал генерал. — Пехоте отдохнуть дашь, а артиллерию — туда, где сам буду. Ко мне — Тутолмина. Ступай.
Тутолмин не спорил, потому что согласен был с планом Скобелева, зная не только обстановку, но и натуру самого генерала. Но решительно воспротивился, когда Скобелев предложил направить осетин в передовую цепь.
— Нет, слишком уж горячи они, Михаил Дмитриевич. В цепь надо брать кубанцев.
— Разумно, — согласился командир. — Осетин прибережем для решающего удара. В авангарде — две спешенных кубанских сотни и четыре орудия, что пришли от Бакланова. Авангард поведу сам.
— Ох, Михаил Дмитриевич, что вы — капитан, что ли?
— Сегодня — капитан, — улыбнулся Скобелев. — Плох тот генерал, который позабыл, что когда-то был капитаном. Что, банальности излагаю? Волнуюсь, Тутолмин, куда трепетнее девицы, на свидание поспешающей, волнуюсь. И счастлив, что волнуюсь, потому что всякий бой есть высший миг жизни, ослепительный миг… Казаки вареное мясо утром получили?
— Полтора фунта на суму.
— Прикажи пехоте отдать. Солдаты всю ночь на марше, котлы отстали да и готовить некогда. Млынов, одеваться!
Еще не получив официального приказа, генерал решил выступить на час раньше. В четыре утра он — как всегда в белом сюртуке с Георгием на шее — вышел из дома. Моросил дождь, все вокруг подернулось плотным сырым туманом.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу