Борис Васильев - Скобелев, или Есть только миг…

В памятной книжечке его хранилась и еще одна очень важная запись. Дело в том, что согласно утвержденному суточному рациону солдатам выдавали два фунта черного хлеба, полфунта мяса, приварок (каша или капуста) без ограничения, утром и вечером полагался сладкий чай, а кроме этого — сыр, овощи, уксус (для профилактики желудочных заболеваний) и два стакана водки в неделю. Учитывая невероятную жару летом и столь же невероятный холод — да еще с ветром! — зимой, генерал Кауфман своею властью добавил в солдатский рацион еще полфунта мяса в сутки, а утром и вечером к чаю приказал выдавать вяленую дыню или урюк. Это позволяло справляться с длинными переходами, и солдаты, втянувшись, легче переносили как жару, так и холод. Туркестанская война совсем была не похожа на войну Кавказскую, и Скобелев твердо решил учитывать опыт Константина Петровича Кауфмана, для которого заболевший солдат являлся чуть ли не личным бесчестием.

А сообщений все не было и не было. Михаил Дмитриевич начал уже нервно считать дни, когда из Тифлиса наконец-таки прибыл долгожданный пакет:

«Дорогой Михаил Дмитриевич! Поскольку ты, как вдруг выяснилось, числишься не за Кавказской армией, а за Генеральным штабом, Его Высочество разрешил тебе участвовать в экспедиции только в качестве волонтера. Командовать отрядом поручено полковнику Ломакину».

— Ну, и как прикажете это понимать? — раздраженно спросил сам себя Скобелев.

Но прошение о зачислении его в экспедиционный отряд полковника Ломакина все же написал. И отослал его курьерской почтой.

Вместо ответного послания к Скобелеву приехали генерал Мурашов и высокий, худой, по виду весьма желчный полковник Николай Павлович Ломакин.

— Его Высочество утвердил твое ходатайство, — сказал Петр Николаевич Скобелеву, как только выдалась минута. — Однако Ломакин пожелал лично с тобою познакомиться.

И тут Михаила Дмитриевича вдруг понесло, что, впрочем, с ним случалось достаточно часто. Вместо того чтобы спокойно отвечать на вопросы уже назначенного командиром отряда Николая Павловича, он раскрыл свою заветную книжечку и начал излагать собственные соображения, полагая, что полковник Ломакин, как разумный человек, тотчас же за них и ухватится. Он выложил все и о преимуществе кибиток для солдат, и о расчете необходимого количества верблюдов для их перевозки, и о резком увеличении солдатского рациона с учетом длительных маршей по туркестанской жаре. Полковник слушал молча и вроде бы даже очень внимательно, а генерал вздыхал, и в его вздохах явно слышалась укоризна.

— Вы, по всей видимости, неплохой штабной работник, — скучно сказал Ломакин, когда Скобелев закончил изложение своих предложений и выжидательно замолчал.

Голос его не выражал ровно ничего. Он был постным, как само льняное масло. А Михаила Дмитриевича всегда почему-то раздражали люди, лишенные простых человеческих эмоций, и он сразу же внутренне ощетинился:

— Вы абсолютно правы. Я закончил Академию Генерального штаба в первой тройке выпускников с правом выбора места службы, вследствие чего и оказался на Туркестанском театре военных действий.

— Однако по моим сведениям в военных действиях вы принимали участие ровно один раз, и ваше единственное боевое донесение содержало весьма и весьма опасные вольности.

— Эти опасные вольности, как вы изволили выразиться, полностью подтвердились, — вспыхнул Скобелев.

— У меня иные сведения, — скучно сказал Ломакин. — Однако вернемся к вашим предложениям, Михаил Дмитриевич. Я не знаю, как вам могла прийти в голову оригинальная идея переселить солдат в войлочные кибитки. В армии предусмотрены палатки для ночевок в походах, кибитки в каких бы то ни было уставах, инструкциях или иных положениях не значатся, а что в русской армии не значится, того и не существует вообще.

— В Туркестане — особая война, Николай Павлович, — сдерживая себя, заметил Скобелев. — Днем жара до сорока градусов, ночью вполне возможен морозец до минус трех-четырех по Цельсию. Кроме того, юрты — они же кибитки — ставятся за считанные минуты.

— Война всюду одинакова, полковник, — назидательно заметил Ломакин. — Что на Кавказе, что в Туркестане, что в Китае или, допустим, во Франции. Она заключается в точном исполнении приказов командования и неукоснительном следовании уставам и наставлениям. Прошу извинить, что вынужден напоминать эти прописные истины офицеру, закончившему Академию Генерального штаба в первой тройке. Что же касается предыдущего, то палатки перевозятся вьючными лошадьми…