Борис Васильев - Скобелев, или Есть только миг…

— Штурм!

Командиры колонн сами внесли коррективы, открыв частую пальбу по всему фронту. Текинцы ответили столь же частым ружейным, хотя и бессистемным огнем: пули то и дело смачно били в брустверы окопов. Но, несмотря на огонь, Михаил Дмитриевич — как всегда одетый в отутюженный белый китель с Георгием на шее и старательно расчесанной бородой, надушенной английскими, весьма любимыми им духами — уже не мог вытерпеть пассивного ожидания в траншее. Сердито посопев, при ярком солнце вылез на бруствер, несколько картинно выглядя под градом пуль.

— Михаил Дмитриевич, к чему эта бравада?

Доктор Гейфельдер неуклюже вылез вслед за ним, то ли для того, чтобы убедить генерала вернуться в укрытие, то ли от полной растерянности.

— Все должны поверить, что это — сражение, а не его демонстрация. А в сражениях я привык бравировать, в этом вы правы.

— Михаил Дмитриевич, помилуйте, какая-нибудь дурная пуля убьет вас сейчас!

— Та пуля, что убьет меня, еще не вылита, милый друг мой, — усмехнулся Скобелев.

И — накликал. Тотчас же отчаянно вскрикнул солдат, последовавший его примеру и высунувшийся из-за бруствера в аршине от генерала.

— А вот его пуля — уже вылита, — вздохнул Михаил Дмитриевич. — Спускайтесь и вы, доктор, от греха…

Он не закончил фразы: тотчас же грохнул минный взрыв, куски стен южного фаса Денгиль-Тепе взлетели в воздух в тучах желтой глиняной пыли. И сразу же колонны Куропаткина и Козелкова стремительно ринулись на штурм. До сей поры атаковал, по сути, только Гайдаров, демонстративно подтаскивая к стенам крепости штурмовые лестницы, чем и отвлек на себя основные силы текинцев.

Через разрушенную южную стену и многочисленные проломы, еще до этого появившиеся в результате беспрерывного артиллерийского обстрела, Куропаткин во главе своей колонны ворвался в Денгиль-Тепе. Там началась жестокая рукопашная схватка, в которой был ранен и сам Алексей Николаевич. Однако он, кое-как перевязав руку, не ушел в тыл, понимая, насколько важно сейчас не давать врагу опомниться.

Колонне полковника Козелкова пришлось хуже. Рванувшись после взрыва вперед, чтобы отсечь противника от Денгиль-Тепе, его солдаты попали под жестокий обстрел. Козелков был вынужден приказать своим солдатам залечь и отбиваться беглым огнем. Скорее почувствовав, чем увидев эту заминку, Скобелев немедленно вызвал из резерва батальон Апшеронского полка:

— Верните свою честь, апшеронцы!.. Баранов, коня!..

Гайдаров приказал врываться в крепость по штурмовым лестницам. Это был рискованный шаг: текинцы еще не поддались панике и вполне могли, оставив без внимания колонну Козелкова, обрушить на него ружейный огонь в упор. Могли бы, но Тыкма-сердар внезапно атаковал текинцев внутри крепости в привычном для него конном строю. Его джигиты без выстрела ударили по резервам Коджар-Топас-хана, и текинцы в смятении бросились бежать через восточные ворота.

В это время Скобелев уже прискакал в крепость на привычном и для своих, и, в особенности, для врагов белом коне. По исковерканной взрывами площади метались тысячи людей: женщины, дети, старики, бросившие оружие защитники. Все вокруг ревело от ружейной пальбы, грохота, криков, воплей женщин: в общем шуме не слышно было даже стонов раненых.

— Прикажи, чтобы немедленно начали подбирать раненых, — приказал он Баранову.

— Своих?

— Всех! Раненый во всех войнах — просто раненый!

Баранов ускакал исполнять приказание. Тыкма-сердар во главе своих всадников уже помчался догонять в панике отступавших текинцев. Вослед за ним бросились все казачьи сотни, оказавшиеся поблизости.

А женщины, дети и старики по-прежнему с криками метались по крепости. Среди них оказалось множество убитых и раненых случайными пулями и осколками, и Михаил Дмитриевич ощутил тупую боль в сердце. Он не выносил чужих страданий.

— Ваше приказание исполнено, — доложил вернувшийся адъютант. — Я распорядился в первую очередь озаботиться судьбой мирных жителей.

— Молодец…

Крохотная пятилетняя девочка в отрепьях неожиданно бросилась под ноги белого жеребца. Скобелев рывком остановил коня, а Баранов, спрыгнув с седла, поднял с земли до ужаса перепуганного ребенка.

— Не плачь, девочка, все уже позади, — с трудом подобрав слова, по-туркменски сказал Михаил Дмитриевич. — Как тебя зовут?

— Кенжегюль..

— Кенжегюль?.. Баранов, немедля доставь ребенка в главный госпиталь. И скажи патронессе графине Милютиной, что я прошу ее лично озаботиться судьбою этой девочки.