Н. Северин - Последний из Воротынцевых

Каждый месяц Марта заказывала себе новые платья. Принесут ей из магазинов целые вороха материй, она и выберет, что ей понравится, а по счетам камердинер Михаил Иванович расплачивается. Также француженке модистке за фасон, за шляпы, цветы, ленты, за все это отец ее платит. Как только надоела вещь, Марта бросает ее, часто даже ни разу не надевши, и покупает другую. Своим горничным и мадемуазель Лекаж она дарит платья, которые Полинька за счастье почла бы на себя надеть.

Хорошо быть богатой!

Занятая думами и работой, девушка не замечала, как летело время.

Капитан Ожогин, совершив свою обычную прогулку до Невского и назад пешком, вернулся домой. Дойдя до своего дома, он, по обыкновению, постучался палкой в окно дочери. Это значило, что пора подавать обед, и, услышав этот стук, Полинька всегда хлопала в ладоши и заявляла прибегавшей на ее зов девчонке, что папенька вернулся и сейчас кушать спросит. Но сегодня она не шелохнулась, услыхав стук, только сдвинула еще больше брови и стиснула еще крепче губы.

Заискивать в людях, которые ей были нужны, она терпеть не могла, и предпочитала насиловать их волю холодной твердостью и упорством. До сих пор эта система давалась ей не только с отцом, но и со всеми, с кем сталкивала ее судьба.

По крылечку, выходившему на улицу, раздались шаги, дверь в прихожую растворилась, и громкий, повелительный голос хозяина пронесся по всему дому.

— Фомка, обедать! Высушен у тебя табак, постреленок? Смотри у меня! Если трубка по-намеднишнему будет раскуриваться, задам я тебе знатную порку. Где Филатка? Беги за ним. Барышня еще не уехала?

Ему ответили, что за барышней еще не приезжали. Вместо того чтобы подняться по лестнице к себе в мезонин, капитан направился в комнату дочери.

— Ба-ба-ба! Еще не одета? Что же это должно означать? — иронически протянул он, останавливаясь на пороге.

— Платье чиню, все разорвано, — ответила угрюмо Полинька, накидывая на голые плечи большой платок, и, не давая отцу опомниться, она прибавила, не поднимая на него взора: — Надо новое сделать. Пожалуйте мне денег, будьте так добры.

Лицо старика с седыми, взъерошенными бровями и жесткими усами, мгновенно все сморщилось, как печеное яблоко.

— Что такое? Денег? Давно ли я тебе десять рублей дал? — крикнул он. — Каждый день по десяти рублей тебе на тряпки отваливать? Не жирно ли будет, сударыня? Где это ты выучилась рублями-то швырять, а? Графиня-то не из щедрых была, капиталом тебя не наградила. Даже тряпья не оставила на память, материнское наследство треплешь, по вельможам-то своим таскаючись. Говорил я тебе, Пелагея, что такое знакомство не про нас и до добра тебя не доведет.

Никогда не говорил ей отец ничего подобного, но возражать ему и спорить с ним было все равно что подливать масло в огонь. Полинька эта знала и молча ждала, чтобы прошла буря. Однако, когда он договорился до таких обидных выражений, как «всяк сверчок знай свой шесток, залетела ворона в высокие хоромы», она не вытерпела и, вспыхнув до ушей, напомнила ему, что она — тоже дворянка и служить посмешищем воротынцевской челяди не желает.

— Я лучше совсем у них не стану бывать, напишу Марфе Александровне, что, как я ее ни люблю…

— Ты-то ее любишь, а она-то могла бы и поласковее с тобою обходиться, — проворчал Ожогин себе под нос.

— Она и так ко мне добра и будет еще добрее, если… если им не показывать, что мы в них нуждаемся, — прибавила Полинька, понижая голос. Затем, помолчав немного, она подняла на отца выразительный взгляд и проговорила: — Как это вы не понимаете, папенька, что, если я начну носить обноски Марфы Александровны, мне уж тогда из роли приживалки во всю жизнь не выйти.

— Сколько же тебе нужно?

— Мне нужны платье, салоп, башмаки…

— Те-те-те! — злобно захихикал капитан. — Может быть, кстати и бриллиантовый гребень, и колье жемчужное, я видел сегодня на Невском в магазине, очень хороши.

Девушка передернула плечами и отвернулась к окну.

— Ну, что же ты молчишь? Я у тебя спрашиваю, сколько тебе дать денег? Не слышишь, что ли?

— Двести рублей, — ответила Полинька, не меняя позы.

Отец с минуту смотрел на нее выпученными глазами, беззвучно шевеля губами, а затем крякнул, плюнул в сторону и, медленно волоча ноги, побрел к себе наверх, чтобы принести ей потребованную сумму; девушка была в этом вполне уверена, своего старика она хорошо знала.

Погода с утра стояла хорошая — морозец градусов в пять без ветра и с солнцем. Многие пользовались таким ясным, погожим деньком, чтобы прокатиться, и мимо окон ожогинского дома то и дело проезжали сани и возки, но от Воротынцевых ни экипажа, ни посланца до сих пор не являлось.