Александр Дорофеев - Звезда корабельная

— Сине море, государь ты мой Петр Алексеевич, — вздыхал Никита Зотов, — Сине море-окиян, как у нас говорится. А за морем тем буки живут — рогатые да копытные…

Немудрено тут было остаться неучем и невежей. Тем более что и Никиту Зотова отослали вскоре за границу с посольским поручением. И вот к четырнадцати годам Петр и читал неважно, и писал с ошибками.

Хотя невежей его никак нельзя было назвать. О, востроглазо смотрел он на мир, широко раскрытыми веждами. Всего, без края, хотел изведать.

Однажды князь Яков Долгорукий рассказал Петру про диковинный инструмент — подарок заезжего торговца:

— Мудреная вещь — с цифирками, со стеклышками. Крутится все, вертится, да еще расстояние измеряет. Не шагами, не локтями, а в иностранной мере. Стоишь сам на месте, а уже знаешь, сколько, к примеру, до того дерева пути.

— Где же сей инструмент!? — загорелся Петр. — Видеть его желаю!

— Ох, государь, — понурился Долгорукий, — то ли затерялся где-то, то ли, боюсь, скрали. Не научен я диковиной управлять. Без дела в сенях лежала…

Петр, конечно, огорчился. Видно, думал уже, как будет измерять расстояния по всей России — из конца в конец.

— Что ж, — сказал он, — поедешь с посольством во Францию, так достань мне точно такую вещицу.

Через год и три месяца возвратился Долгорукий, а не забыл однако про наказ.

— Вот — астролябия! Так зовут сей инструмент в иностранных землях, — пояснил он.

— Астролябия, — повторил Петр, разглядывая механизм. — Мудреная вещь, и называется чудно. Показывай, Яков Федорович, как расстояния брать.

— Эх, государь, сам знаешь — много было в Париже дел государственных. Не дошли у меня руки в устройстве этом разобраться…

— Или, Долгорукий, у тебя руки коротки стали? — рассердился Петр. — Или не понимаешь, что астролябия — дело государственное!? Чтобы немедля нашел мне человека ученого, ведающего, как механизм сей работает!

Это было не простое задание. При царском дворе и не слыхал никто об астролябии. С большим трудом отыскали одного знающего человека — голландского купца Франца Тиммермана. Сразу привели к Петру.

— Да, — говорит Франц, — действительно астролябия. Латинское это слово. А на вашем русском языке означает «беру звезду». Определяет положение звезд на небе, а также расстояния на земле. Только, прошу прощения, без арифметики и геометрии с нею не совладать, ваше величество.

— Какое я тебе величество! — нахмурился Петр. — Ты и годами старше, и знаешь больше. Учи всему, что сам ведаешь!

И с тех пор ни на шаг не отпускал от себя Тиммермана. Быстро Петр разобрался в четырех правилах арифметики и выучился управлять астролябией. То и дело измерял какие-нибудь расстояния.

Как-то вечером проходили они с Тиммерманом у Просяного пруда неподалеку от села Измайлова. За целый день уже наизмерялись вдоволь.

Звезды появлялись на небосклоне. Отражались в пруду. Петр подбежал к берегу.

— Беру звезду! — крикнул он и хватил со всего маху рукой по воде. Так что брызги веером взметнулись к небесам.

Тиммерман отшатнулся и даже присел.

— Гей! — развеселился Петр. — Не пугайся, любезный Франц! Звезды погодя брать будем. А пока на земле дел хватает.

В селе Измайлове Петр бывал часто. Обычно с Тиммерманом. Тот еле поспевал за Петром — отдуваясь на ходу, рассказывал о голландских городах, обычаях.

— Быстро там время бежит, как по дороге торной, и меняется жизнь день за днем. Сейчас ворочусь — и родной дом, возможно, не признаю.

— А вот гляди, Франц, — остановился Петр у одного двора. — Крепок амбар срублен, велик размером. Как стоял, так и стоит, века не меняется. А ведь, ей-ей, хламом завален! — пригнувшись, вошел он внутрь. — Так и страна наша Россия — крепка и обширна, а много в ней хлама никчемного, порядков обветшалых…

В полутьме амбарной виднелись какие-то полурассыпавшиеся бочки, куча облезлых веников, треснувший безъязыкий колокол, развалившаяся телега об одном колесе. И вдруг Петр различил такое, чего ни в одном амбаре быть не должно.

Крутые, крепко сбитые дощатые бока заканчивались высоким строгим носом, который упирался прямо в амбарный угол, будто рассекал деревянную волну.

Петр подобрался ближе. Конечно, это была лодка. Однако очень большая. Видно, давно здесь стояла — почернела, рассохлась. И все-таки доски ее были какие-то особенные — совсем не те, что у бочек. И пахли удивительно — так, что Петр вспомнил неожиданно о синем море-окияне.