Н. Северин - Перед разгромом

— А кто вам сказал, что мы не желаем ей того же?

— С помощью России? — иронически подхватила Мнишек.

— С помощью тех, кто действительно нам может быть полезен. Я дивлюсь вам, пани! Вы требуете от нас сочувствия, а сами не можете сказать, кому и чему мы должны сочувствовать? Сойдитесь сначала на чем-нибудь, а уж потом ищите себе союзников.

— А вы на чем-нибудь сошлись с князем Репниным?

— Князь Репнин очень умен и неуклонно исполняет волю своей императрицы, а она знает, чего хочет, и бороться против нее трудно! — ответила Потоцкая и, помолчав, прибавила: — Салезий очень уважает князя.

— А также его святейшество епископ Солтык, — вставил аббатик, сладко нежась под щекотавшими его пальчиками.

— И епископ Солтык — умный человек, — согласилась пани Анна. — Он прекрасно сделал, что помирился с послом России, когда нам нужно содействие императрицы Екатерины.

— Ту же песню поет и Изабелла, чтобы оправдать свою связь с Репниным. Я это слышала от самой мадам де Кракови, — заметила Мнишек.

— Говорят, что ее влияние на князя начинает ослабевать, — сказала Поцей.

— Не верьте! Она крепче чем когда-либо держит русского медведя в руках.

— И охота ей пачкать свои хорошенькие ручки о гадкую шерсть русского медведя! — заметила со смехом Оссолинская.

— Русские медведи начинают входить в моду. На прошлой неделе у Браницких имел большой успех тоже русский зверь, здешний помещик Аратов.

— Этого можно было бы скорее назвать лисицей! — сказала Поцей и хотела еще что-то прибавить, но легкий удар веером по руке и красноречивый взгляд, которым ей указывали на группу у окна, заставили ее остановиться.

— А разве это все еще продолжается? — шепотом спросила Мнишек, пригнувшись к аббатику и кивая на Розальскую, которая вспыхнула до ушей при имени Аратова.

Аббатик утвердительно кивнул, в то время как пани Анна, взглянув на свою ассистентку, укоризненно покачала головой. От этого немого упрека Розальская покраснела еще больше, и на глазах ее навернулись слезы.

Из всех обитательниц замка одна только Юльяния Розальская допускалась в интимное общество супруги воеводы. Пани Анна призывала на свою половину резиденток замка тогда только, когда была одна, что случалось очень редко. Вообще же она держалась на почтительной дистанции даже и от тех, которые были знатного происхождения и отданы в замок воеводы обедневшими родителями исключительно для полуры. Но Розальская всегда была ее любимицей, и она никогда не стеснялась отличать ее от других. Ее родные дочери и сын жили в отдельном флигеле, с иностранными гувернантками и гувернерами, под наблюдением доверенного аббата, и виделись с матерью тогда только, когда она посылала за ними, Юльянию же она поместила в комнату рядом со своей спальней и не расставалась с нею даже и тогда, когда ездила в Варшаву или за грницу. Ее доверие к Юльянии было так велико, что она позволяла ей играть с наследником Потоцких, Станиславом, воспитанием которого она занималась так ревниво, что даже родному отцу не позволяла в него вмешиваться. За всем, что касалось мальчика, а также и его сестер, привезенный ею из Рима аббат должен был обращаться к самой ясновельможной или к Юльянии, которая таким образом служила посредницей между госпожой и всем ее многочисленным штатом.

Юльяния была круглая сирота, и говорили, что ее мать оказала какую-то важную услугу пани Анне, когда последняя была еще в девицах. Этому обстоятельству приписывали участие, принимаемое ясновельможной в судьбе взятой на воспитание девушки. Когда Юльянии минуло семнадцать лет, ее отдали замуж за Розальского, зажиточного помещика, обладателя прекрасной мызы близ Тульчина и одного из усерднейших клиентов воеводы. Щенсные-Потоцкие могли вполне полагаться на него, он много раз доказал им на деле свою преданность.

Но Юльяния недолго прожила с мужем; не прошло и года после свадьбы, как в одну темную осеннюю ночь его принесли домой с простреленной грудью. Он был очень слаб и очень страдал, но это не помешало ему послать в замок за аббатом и составить с его помощью духовное завещание в пользу жены. Едва успел он подписать холодеющей рукой бумагу, как скончался.

Юльяния очутилась вдовою, и очень богатой, много богаче, чем ожидали и сама она, и все знавшие ее мужа. У него оказался крупный капитал в одном из варшавских банков, бочонок червонцев в тайнике под домом и документы на большое имение в одной их русских областей на юге.