Н. Северин - Перед разгромом

В нем проснулась ревность ко всему, что окружало ее, что ей нравилось, что ее забавляло и утешало. Прежде всего — дети. Дикая мысль, что в Елене никогда не проснется чувственность, пока дети будут удовлетворять ее потребность в нежности и ласках, завладела им так, что он разлучил ее с детьми.

Может быть, он смутно рассчитывал на взрыв отчаяния со стороны жены, на бурную сцену с упреками, объяснениями и примирением, но ничего подобного не произошло: Елена безропотно покорилась его решению, как всему, что он приказывал, но замкнулась в самой себе еще больше прежнего. Все свободное после работы у бабушки время, которое она раньше проводила с детьми, она посвящала теперь чтению, игре на арфе, пению, в надежде умилостивить своего повелителя. Но ее покорность только усиливала его озлобление. Он не мог не чувствовать ненависти и отвращения, скрывавшихся под этой покорностью, и сознание своего бессилия в борьбе со слабым, беззащитным, одиноким существом, бессознательно оказывавшим непреклонное сопротивление его страсти, приводило его в неистовство.

Аратов опять начал покидать дом на неопределенное время, подтверждая приказание не дозволять молодой барыне видеться с детьми иначе как при старой барыне, к которой их каждое утро приносили на несколько минут. Он знал, что это приказание будет исполнено. Серафима Даниловна могла осуждать его с глаза на глаз, находить его действия жестокими и нелепыми, но слишком строго стояла за принцип самодержавия в семье, чтобы преступить приказание правнука, даже в таком случае, когда не одобряла этого приказания. От нее поблажки Елене не было, даже если бы она и любила ее, а такого чувства старуха к ней не питала, и Дмитрий Степанович чувствовал это как нельзя лучше. Кроме того он знал, что не будет поблажки и от личности, которую он приставил к детям. У него было много причин не сомневаться в преданности к нему Анельки.

Назначение этой таинственной личности старшей надзирательницей над барчатами привело в негодование весь дом. От барина ждали скорее дурного, чем хорошего, но, чтобы он дошел до такого бесстыдства, никто не поверил бы, если бы это воочию не случилось.

Осуждала его за это и прабабка.

— Вот они, нонешние-то каковы: метрессок своих поганых в няньки к детям от законной супруги приставляют! — заметила она с язвительной усмешкой, когда ей доложили о новом распоряжении барина.

Однако поднять свой властный голос против такого бесчинства старуха не пожелала, и приказание Аратова было исполнено: детей поселим во флигель в саду и поручили Анельке, а Елена Васильевна могла видеть их только по утрам у бабушки. Остальное время она должна была проводить в занятиях, которые, по мнению ее мужа, должны были пополнить ее воспитание, прерванное вследствие домашних обстоятельств и раннего замужества. Она рисовала узоры для бабушкиных вышивальщиц и трудилась над заказанным ей мужем халатом, искусно выводи узоры разноцветными шелками по шелковой ткани, привезенной им из Франции, где он видел такой халат на известном щеголе, герцоге Лозене.

О сплетнях, ходивших в усадьбе про женщину, которой были переданы на попечение ее дети, Елена ничего не знала. Она принадлежала к разряду чистых существ, перед которыми дерзкое злоязычие смолкает и бесстыдные мысли не выговариваются, не из боязни предательства (никого не подвела она в беду, с тех пор как приехала сюда), а потому, что заставить ее понять грязную истину было бы слишком трудно. Да и бесполезно такое открытие: ничего, кроме душевного смятения, не возбудило бы оно в ее душе — ни жажды мщения, ни даже оскорбления; оскорбляться можно только тем, что сознаешь не только сердцем, но и умом.

А был ли у Елены ум? Этого даже и муж ее, невзирая на свою проницательность, не мог бы сказать.

Елена была какая-то особенная. Ни к одной из женщин в аратовской семье нельзя было приравнять ее. Непохожа она была ни на дочерей Серафимы Даниловны, ни на сестер Дмитрия Степановича, ни на его мать, так же, как и Елена, взятую издалека и скончавшуюся в молодых летах, по слухам, от притеснений бабушки Серафимы Даниловны. Как приехала сюда Елена всем чужая, такою и оставалась, с замкнутою душою, никому не открывая ни своих чувств, ни мыслей, ни желаний, ни надежд. Никогда не вспоминала она вслух о своем прошлом, и о ней знали только то, что она из знатной, но разорившейся семьи, бесприданница.

Визит молодого соседа имел роковые последствия для судьбы Елены. Узнав о приезде гостя, она стремительно сорвалась с места перед пяльцами и, чтобы не попасться на глаза незнакомцу, побежала к себе. Для этого надо было пройти через весь дом, и она не могла не заметить переполоха, поднявшегося в доме по случаю посещения соседа. Мальчишки и девчонки мчались с приказаниями в людские и в кухни; дворецкий в сопровождении лакея с фонарем спускался в подвал за винами, экономка торопилась в кладовую за добавочной провизией. Эта суматоха и приготовления навели Елену на мысль воспользоваться случаем повидать детей в неурочный час.