Илья Маслов - Записки Курта Фалькенхорста

Сознаюсь — когда я перебирал свои старые рукописные записи, чудом сохраненные от чужих глаз и от всевозможных случайностей, я чувствовал, что не все понимаю в личности фюрера. Да и кто понимает или понимал? Он кажется мне пришельцем из совершенно иной эпохи, из далекого прошлого или фантастического будущего. Но в то же время — кто лучше Гитлера чувствовал пульс нашего времени и предвидел то, к чему мы идем? Кто имел больше шансов создать свой, теперь уже неведомый нам, мир? Лучше или хуже нашего — я не знаю. Человек великих замыслов пролил реки чужой крови — но кто из нас тогдашних не был готов пролить свою кровь ради Германии и Адольфа Гитлера?

…Перечитав написанное, я вижу, что и правда становлюсь с возрастом все сентиментальней. Вот и сейчас мне кажется, что там, в тенях, у дверного проема стоит моя Марта. Неужели она пришла, чтобы позвать меня с собой? Прости меня, любимая! — Я еще не готов. Я должен написать эту книгу…

В конце февраля — начале марта 1945 года германская армия на Восточном Фронте находилась в тяжелейшем положении, и ситуация с каждым днем ухудшалась. Еще под Варшавой у нас начались проблемы со снабжением, не говоря уже о пополнениях — к тому же вновь прибывших, прошедших ускоренную подготовку к боевым действиям, убивали прежде, чем они успевали приноровиться к настоящей войне. Лишь старые, испытанные ветераны держались молодцами, однако это помогало мало. Русские рвались вперед с такой яростью, что даже их иногда плохо подготовленные атаки на наши позиции (в штабе говорили, что Сталин заставляет своих генералов одерживать победы специально к датам большевистских праздников) оказывались фатальными для нас. Сказывался и недостаток танков — на поле боя выводились даже антикварные варианты довоенных боевых машин, на которые без слез нельзя было смотреть. Все они, как правило, в первый же день своего участия в боевых действиях уничтожались русскими. Мы еще кое-как удерживали статичные линии обороны, наспех подготовленные тыловыми службами, но и тут дело не заходило дольше пяти — семи дней, а затем мы снова отходили назад, все ближе к Одеру. Командование клялось остановить большевиков на его берегах, однако чувствовалось — ни мы и никакая другая сила уже не властны что-либо изменить.

Моей задачей при недавно назначенном генерал-полковнике Шернере было инспектирование передней линии обороны, т. е. мне приходилось каждый день под вражеским огнем скитаться по окопам, а вечером или уже ночью делать доклад в штабе. Это было очень опасно, так как в любой момент русские могли обрушить на нас всю мощь своей рактивной артиллерии, а однажды я оказался в самом эпицентре танковой атаки, как простой солдат заменив убитого наводчика полевого противотанкового орудия. Я оказался одним из немногих, кто выжил в тот день на участке сражения, и повторил себе слова, сказанные мне одним из боевых товарищей после того, как мы, тяжело раненые, покинули окруженный Сталинград: "Судьба хранит тебя, Курт — значит, зачем-то ты ей понадобился!".

То, зачем я понадобился судьбе, я узнал вечером 26 февраля, когда явился в штаб с очередным докладом. Шернер даже не стал меня слушать — он предложил мне сесть напротив себя и долго смотрел в одну точку, подперев руками подбородок. Я не осмеливался нарушить его размышления, хотя смертельно устал и надеялся сразу после доклада отправиться спать. Наконец Шернер тяжело вздохнул и заговорил:

— Видите ли, Курт, ваши доклады имеют значение только тогда, когда решения принимаю я и только я. Знаете, какой приказ мне пришел из Берлина?

— Нет. — Я удивленно посмотрел на генерала: откуда бы мне это знать? Он усмехнулся, хотя в глазах явно стояли слезы.

— Нам приказали ни много ни мало как НАСТУПАТЬ! Решительным наступлением отбросить противника от основной линии снабжения на расстояние… А, неважно! Я не могу "отбросить" русских ни на какое расстояние вообще, потому что мне не с кем наступать. Однако мне даже советуют использовать как ударную силу вновь прибывшие танковые соединения… Курт, вы знаете, что нам прислали?

— Нет. — Снова ответил я.

— А прислали нам двадцать Pz-35t, помните таких? Модели довоенной Чехословакии, которые неведомо как не были пущены на переплавку! Да безопаснее просто встать на пути у русских в полный рост — будет гораздо больше шансов уцелеть, чем в этом антиквариате! Что скажете, Курт?