Франсиско Умбраль - Авиньонские барышни

В конце концов нас оставили в покое.

После смерти прадеда дедушка Кайо и бабушка Элоиса в свою очередь решили умереть, пожелав, чтобы их похоронили рядом с прадедом.

Первым умер дон Кайо, в компрессах, в одышке, полный молчаливого смирения. Следом умерла бабушка Элоиса, в молитвах и с распятием в руках. Похороны, понятное дело, были не такие пышные, как у дона Мартина, но на погребение дедушки Кайо явились все налоговые чиновники Мадрида, молодые и старые, пенсионеры и стажеры, веселые и грустные, потому что дедушка Кайо, с его четками и Фомой Кемпийским, был великим либерализатором налогов в Испании, налоговые чиновники относились к нему с большим почтением, и его фотография висела на всех таможенных постах страны.

Я стал пренебрегать козой Пенелопой, все мои силы уходили на визиты к Марии Луисе по средам и пятницам, по тем же дням, в какие ходил к ней прадед. Перед войной (теперь-то я могу так сказать) Мадрид, мой Мадрид, практически превратился в зону красных, вся же остальная Испания была скорее зоной националистов. Однажды мать сказала:

— Надо уезжать в наше леонское поместье, там поспокойней.

— Но папа похоронен здесь, и погиб он за Галана и Гарсиа Эрнандеса.

— Раз такое дело, поступай, как знаешь.

И я остался в Мадриде, среди красных.

Дельмирину, пусть некрасивую, но очень добрую, схватили на улице ополченцы и хотели расстрелять.

— Ты переодетая монахиня.

— Я работаю в «Уньон и Феникс» [106] Испанская страховая компания, возникшая в 1879 году в результате слияния нескольких мелких страховых агентств. , можете там справиться.

— Не ври, монашка. Ты просто переоделась.

Ей собирались отрезать волосы и расстрелять, когда подошел командир ополченцев:

— Я Пелайо и это моя жена Дельмирина. Любовь моя, ты меня узнаёшь, ты меня прощаешь?

Хромая Дельмирина и вор Пелайо крепко обнялись и стали жить вместе, и никогда не говорили о прошлом. Что до сестер Каравагио, то они не выходили из дома вообще, и это помогло мне окончательно порвать с Сасэ.

Кубистская толстуха меня больше не интересовала ни с какой стороны.

Однажды я спросил сам себя: кто я — красный или националист, и понял, что красный, как прадед дон Мартин и как папа, а может, просто я был заодно с Мадридом. Я был таким же красным, как Галан и Гарсиа Эрнандес, но революционно настроенный народ это плохо понимал. Тетушка Альгадефина была красной, как Асанья. Красные были расколоты, и предводителей у них было много, именно из-за этого мы потом и проиграем войну. Пако, садовник, донес на нас, назвав фашистами, и снова начались обыски. Я не помню точно, шла ли уже война, но Мадрид жил в состоянии войны. Наш сторож Эладио, толстый и косоглазый, тоже донес на нас как на фашистов, но все бумаги дедушки красноречиво свидетельствовали об обратном, так что ополченцы ушли ни с чем и даже извинились, но после них в доме остался какой-то липкий коричневый запах, запах человека, который пришел убить.

Потому что всякое преступление, будь оно бытовое или политическое, имеет запах, и пахнет оно чем-то нечистым, беспощадным, свинцовым.

По понедельникам, вторникам, четвергам и субботам я распутничал с козой Пенелопой, по средам и пятницам посещал Марию Луису, которая, помимо своей революционной деятельности, продолжала работать проституткой в «Чикоте». Воскресенья я посвящал тетушке Альгадефине, отдыхавшей в своем шезлонге после рабочей недели.

— Как дела, тетушка?

Она медленно положила свою нежную руку мне на голову.

— Я вижу тебя всего раз в неделю, Франсесильо. Чем ты живешь?

— Ты слишком много времени посвящаешь Асанье.

— Ты ревнуешь меня к дону Мануэлю?

— Да.

— Он, бедняга, работает сутками, на нем лежит огромная ответственность.

Тетушка Альгадефина приблизила мои губы к своим и поцеловала меня. Это было как чудо, как если бы вдруг меня поцеловала Дева Мария, но не в лоб, а по-настоящему. После этого она закашлялась, а я понял, что мамин отъезд в Леон, на земли прадеда, предоставил ее сестре полную свободу. Я отнес тетушку Альгадефину в постель, чтобы она отдохнула, и там, в ее спальне, мы молча предались любви, безыскусной и безмятежной, и я чувствовал себя как Данте в раю. Потом тетушка Альгадефина заснула и дышала сначала трудно, с большим усилием, но очень быстро дыхание выровнялось и стало спокойным. Любовь ее излечила.

1935. Женится дон Хуан де Бурбон, сын Альфонса XIII, претендент на испанский престол. Популярным и любимым в народе становится Хосе Диас [107] Хосе Диас Рамос (1896–1942) — испанский профсоюзный деятель, генеральный секретарь Коммунистической партии Испании в 1932–1942 гг. Руководил компартией во время Гражданской войны в Испании, не занимая государственных постов, сыграл выдающуюся роль в создании Народного фронта и организации Народной армии, сражавшейся против фашизма. , генеральный секретарь компартии. Мы думали, что коммунизм — это вещь иностранная, но оказалось, что он годится и для Испании. Дали рисует свое Предчувствие гражданской войны [108] Знаменитое полотно «Мягкая композиция с вареными бобами: предчувствие гражданской войны» было написано Сальвадором Дали в 1936 г. . Дали, друг сеньорите Лорки, который в нашем доме играл Фалью в четыре руки с тетушкой Альгадефиной, утверждал, что картина эта — великий образец сюрреализма, но она гениальна еще и своей пророческой силой, обращенной ко всему человечеству.