Николай Алексеев: Лжецаревич

— На коней! — крикнул он.

Его голос прозвучал, как труба. Мигом все его ратники, даже и тот, который до сих пор держал под уздцы троечных лошадей, растерянно смотря на происходившую свалку, вскочили в седла. Захватили с собою и раненых, в числе которых был и Стефан.

— К дому! — приказал Гоноровый, и весь отряд полным карьером умчался от места битвы.

— А ты, братец, умеешь перевязывать раны. Где это ты наловчился? — сказал Павел Степанович, когда Григорий заканчивал перевязку.

— Чего я не умею! — усмехаясь, ответил тот. — А наловчился я в Запорожье.

— Разве ты — казак?

— Был им. Кем я не был? Я и саблей махать не дурак, я и пером строчить мастак.

— Вот как! Сподобил, знать, тебя Бог.

— Да не только русскую, я и польскую грамоту знаю. И латынь учил… Ну вот, боярин, и готово! Теперь пойдем к саням, посмотрим, что там за народ.

Мальчик по-прежнему сидел, наклонясь над трупом старика. Когда Белый-Туренин и Григорий приблизились, он мельком взглянул на них, но не сказал ни слова и продолжал прикладывать тряпку к ране старика, хотя кровь уже перестала течь. Молодой человек, на которого было произведено нападение, лежал поперек саней, так что голова и ноги его свешивались по одну и по другую сторону. Он не шевелился. Григорий приложил ухо к его груди.

— Жив. Сердце бьется. Да я и знал, что он жив: слышал я, как тот кричал, чтоб дубинкой ошеломили этого молодчика. Ошеломили, а не убивали. Стало быть, его только легонько пристукнули. Давай-ка-сь снегом его оттирать, — сказал Григорий и, взяв ком снега, начал тереть им виски молодого человека.

Павел Степанович помогал ему. Однако их старания не увенчались успехом.

Молодой человек стал дышать глубже и ровнее, но в себя не приходил.

— Делать нечего, придется так везти. Авось, очнется. Надо ехать… Паренек, а паренек! — обратился Григорий к мальчику.

Тот уставился на него.

— Откуда вы и куда ехали?

Мальчик не отвечал.

— Али у тебя языка нет?

— Тятьку убили! — пробормотал парень.

— Что ж делать! Божья, знать, воля. Теперь, тоскуй не тоскуй — не поможешь. Скажи лучше, куда ехали, да как твоего пана звать?

— Звать Максимом Сергеичем… Из Гнорова мы…

— Так. А куда путь держали?

— К невесте его. В Черный Брод.

— Далеко отсюда?

— Тут за лесом. Близко.

— Боярин, садись в сани! Коней своих привяжем позади. Довезем Максима Сергеевича до его невесты.

— Тятьку, тятьку возьмите! — не своим голосом крикнул парень.

— Возьмем, не бросим при дороге… Эхма, мои лошадушки!

Григорий взял возжи в руки, тряхнул ими, и тройка понеслась.

— Знаешь, боярин, ты останься в Черном Броде.

— Зачем?

— С такою раною тебе покой да уход нужен.

— А ты не останешься?

— Нет. Я и ночевать в панском доме не буду.

— Что так?

— Так, не с руки.

— Далеко ты едешь?

— Сам не знаю. Еду туда, где пошумней, полюдней, где людей ратных побольше.

— Зачем это тебе?

— Эх, друг! Есть у меня думушка, да не пришла пора открывать ее! Жизни сердце мое просит такой, чтоб дух захватывало! Или даром я учился? Или мозгов у меня мало, что должен в серости век свой коротать? Нет, товарищ! Не таковский я! Мне бы царством править, мне бы полки водить, а не так вот, в черном теле пребывать. И буду полки водить, буду!

Продрогшие кони, пугаемые завыванием волков, неслись с быстротой ветра. Лес все больше редел. Еще немного, и глазам путников представилась уходившая вдаль снежная, облитая лунным светом равнина.

Григорий встал и хлестнул по лошадям. Кони наддали. Снежные хлопья из-под копыт били в лицо едущим.

Григорий стоял и помахивал вожжами. Глубокая дума виднелась на его некрасивом лице. Грудь неровно поднималась. Павел Степанович смотрел на него и думал:

«Ну, брат! Вон ты каков! Не ожидал!»

Черное пятно показалось вдали на белом фоне снега. Можно было неясно различить крыши изб и темную массу какого-то строения, стоявшего в стороне от изб.

— Черный Брод? — спросил Григорий парня. Тот молча кивнул головой.

— Усадьба? — опять спросил спутник боярина, указывая на темневшееся строение.

Парень снова кивнул головой.

Григорий остановил тройку и выпрыгнул из саней.

— Прощай, боярин!

— Ты куда же? Хоть бы доехал до деревни.

— Я полями наперерез скорее доберусь.

Григорий ловко вскочил на коня.

— Прощай, приятель, коли так. Свидимся ль? — проговорил Белый-Туренин.

— Свидимся! Верно свидимся, если живы будем. Только я тогда вряд ли буду простым Григорием.