Николай Лихарев - Воронограй

А Дмитрий всё говорил и говорил, как ему жалко было так поступить с братом и как постарается он вознаградить его за лишение московского стола.

Владыка слушал и верил.

— Княжое слово тебе даю, что от себя оторву, а их возвеличу! — с жаром говорил Дмитрий. — Поезжай же, отче, в Муром и бери оттуда княжичей!..

Владыка наконец согласился.

«Не может человек так лгать!» — думал старец, уходя от Дмитрия.

Дмитрий проводил владыку до самых сеней. Но даже и такой преувеличенный почёт не породил подозрения в чистой душе пастыря…

— Теперь твоё дело сделано, государь великий! — поздравляли его бояре.

А на Варварке, на прежнем дворе Шемяки, народ всё продолжал бесноваться и буйствовать.

Слух о щедрости нового государя собрал гуляк со всех пригородов московских…

По Варварке пройти было нельзя…

Там и сям валялись опившиеся и не проспавшиеся ещё пьяницы.

Холопы вытаскивали их со двора прямо на улицу и бросали, как кули…

А в глубине двора, в подклети холодного летника, уже несколько часов томится великий князь Василий Васильевич.

От тяжёлых предчувствий и всего, что произошло за последние двое суток, государь совсем изнемог душою.

Разбитый и измученный, лежит он на голой лавке…

Он закрыл глаза и не видит и не слышит, что происходит вокруг…

Не замечает он, как чуть не каждые пять минут дверь подклети отворяется и выглядывает голова то одного, то другого челядинца…

Великий князь Дмитрий приказал зорко караулить брата…

Наверху, в комнате над великим князем, сидят его мать и жена с детьми…

Великий князь видел, как их провели туда…

Ему не дали ни слова сказать им…

Да он ничем бы, пожалуй, и не мог их утешить…

Оттуда, сверху, доносятся глухие рыдания. «Верно, плачет княгиня Марья», — прислушался было Василий…

Потом и это он перестал замечать.

Обессилел совсем.

Челядинцы два раза переменили у его изголовья тарелки с кушаньем.

Каждый раз холопы уносили всё нетронутым…

— Никак, обмер совсем? — с испугом сказал в последний раз один из слуг.

Ему показалось, что Василий не дышит. Слуга потрях слегка руку Василия. Великий князь открыл глаза. Глаза у него были мутные, безжизненные. Он смотрел и, казалось, ничего не видел. Только лёгкий стон вырвался из его груди.

Наступила ночь, опять день, и только поутру князь пришёл окончательно в себя. Он попросил пить и есть… Силы понемногу к нему стали возвращаться. Теперь он уже спокойно думал о своей судьбе.

— Не ослепит меня брат Дмитрий! — с возрастающей надеждой решил он. — Кабы умыслил, давно бы сделал…

К вечеру второго дня Василий совсем почти успокоился.

Он прислушивался теперь ко всем звукам, доносившимся сверху, из комнаты.

Но и там, по-видимому, было покойно.

Слышались по временам шаги, да порою доносился тихий голос мамушки-боярыни, укачивавшей ребёнка…

Опять наступила ночь… Утомлённый великий князь заснул.

Была уже полночь, когда дверь подклети без шума отворилась. Вошло трое холопов с фонарями в руках. Впереди всех шёл Волк.

Боярский сын со своей противной усмешкой подошёл к спавшему спокойно великому князю…

Волк грубо схватил Василия за плечо.

Великий князь очнулся, быстро вскочил со своего места и вскрикнул от ужаса…

— Что вам?! Что вам от меня нужно?! — беспомощно старался он вырваться из объятий Волка.

Волк, не отвечая ни слова, скрутил ему, как ребёнку, руки назад…

Великого князя положили на лавку.

Один из челядинцев сел ему на ноги, другой на грудь…

Слабый и бессильный Василий лишился на миг чувств… Но только на миг…

Дикий, нечеловеческий крик вырвался вдруг из груди Василия…

Ещё такой же крик… Ещё раз…

Дмитрий спокойно спал в эту минуту во дворце, в Кремле…

Сквозь сон он не слыхал этого ужасного крика… Его совесть была глуха и спокойна!..

Волк вытер спокойно свой нож о полу кафтана великого князя.

Он своё дело сделал.

Василий лежал в глубоком обмороке.

Утреннее солнце заглянуло в подклеть…

Великий князь лежал по-прежнему на лавке и глухо, отчаянно стонал…

Лицо, руки, вся одежда великого князя были залиты кровью…

Князь Дмитрий Юрьевич отомстил.

Брат за брата!.. Кровь за кровь!..

А наверху княгиня Марья, простоволосая, бледная, как мертвец, металась по горнице, ломала руки и, как безумная, причитала:

— Князь мой добрый, князь мой тихий! Налетело на тебя вороньё чёрное, выклевало очи твои ясные! Не видать твоим очам больше светлого солнца, не видать, сирот, нас всех!.. О-о-о, князь мой, князь мой, отзовись! Вороньё чёрное кружится, кружится!..