Валерий Ганичев - Ушаков

«1) нейтральные корабли могут свободно плавать из одного порта в другой и у берегов воюющих держав; 2) имущество, принадлежащее подданным воюющих держав, свободно на нейтральных судах, за исключением заповедных товаров; 3) заповедными товарами признаются только военные снаряды и другие; 4) блокированным портом почитается только тот порт, войти в который предстоит очевидная опасность по расположению судов атакующей державы, находящихся довольно близко в порту; 5) правила эти будут служить руководством в судах и приговорах о призах».

Декларация послужила основой для создания мощного Союза держав, своеобразных Объединенных Наций того времени. К союзу постепенно присоединились Дания, Швеция, Португалия, Голландия, Пруссия, Австрия, Королевство обеих Сицилии, затем Соединенные Штаты. Воюющие Франция и Испания объявили о готовности принять правила союза. Англия ответила неохотно, что она всегда считала обязанностью оказывать всякое уважение Русскому флагу. Да, не признавать Российский флот было уже нельзя. Он вставал реальностью от Нордкапа до Средиземного моря, от севера Европы до ее юга. Его существование и обеспечило осуществление принципов Декларации, которые не оказались провозглашенными только на бумаге. Солидные расходы, произведенные на флот, обернулись серьезным политическим выигрышем для России, ее возросшим международным авторитетом. Слова, произнесенные в Зимнем дворце, о том, «чтобы флаг наш везде надлежащим образом уважаем был», не остались простым звуком. Гибралтар, Портсмут, Ливорно, Копенгаген, Мессина, Филадельфия и многие другие порты салютовали русским кораблям, вышедшим на широкие морские просторы.

В начале 1781 года находившийся в составе эскадры контр-адмирал Сухотина 64-пушечник «Виктор» отдал салют, входя в бухту Ливорно.

– Ну вот и свиделись! – повел руками к холмам, рощам и портовым домам его капитан Ушаков. Настроение у него было неровное. За весь переход от Кронштадта в Средиземное море на корабле не было серьезных поломок, никто не потерялся в чужих портах, не покалечился, но болезни заставили одеть многих моряков белый саван, отправили их в последний путь.

Многому научились матросы Ушакова, от многих привычек он отучил их. Лень, безделье, бесконечный и бесполезный разговор на баке у фитиля, физическая вялость, безразличие, пьянство изгонялись из экипажа капитаном. А еще не любил он нерях, нерасторопных и небрежных людей. Заставлял по нескольку раз переделывать работу. Не нравилось поначалу это. Даже офицеры ворчали: «Педант. Хуже немца». Но «немец», в народном представлении тогда, заставлял аккуратно исполнять никчемную, ненужную без пользы дела работу. Федор Ушаков заставлял полезную, нужную для дела работу делать искусно, умело, без сучка и задоринки. Надо делать безоплошно, считал он. То есть без оплошек, недоделок, ошибок, не наспех. Поэтому там, где на кораблях господствовал мордобой или царило безразличие к моряку, его умению, там чаще лопались канаты, ломались мачты, срывало паруса, смывало шлюпки, было больше болезней, смертей, аварий. Нет, было и у Ушакова на корабле всякое, но беда от этого сводилась бдением капитана, его радением и настойчивостью до минимума. «Когда спит-то», – ворчали корабельные служители из унтер-офицеров, когда он появлялся среди ночи на палубе, заглядывал в трюм, из-за плеча следил за курсом, который выдерживал рулевой. А он действительно спал несколько часов – приучил себя. Засыпал быстро и просыпался внезапно, чувствуя приближающуюся опасность, ощущая нутром зародившиеся неполадки, возникшую потребность в нем, его совете, требовал быстроты и четкости в деле. Памятен был в этом смысле отданный им в более поздние годы знаменитый приказ «Об исправности и расторопности».

«С выходом с эскадрою на море рекомендовал я всей команде служителям, как долг, служба и исправность требуют во всех обращениях и исполнениях дел, служителям быть всегда расторопнымии оным показывать всеми движениями и видом с крайнейпоспешностью и проворством к делу во многих местах, где потребно быть броским и бежать скоро, в руках иметь отменную расторопность, а где потребно, и силу при проворстве употребить всевозможно. Но за сим замечаю многих весьма вялыми и нерасторопными, а сие не отчего много происходит, как только от их лености. Господину командующему 84-пушечного корабля наистрожайше подтвердить вахтенным командирам и всем офицерам, чтобы служителей, как требует долг закона, обучением довесть в лучшую исправность и всех, кто окажется ленив, принудить таковых строгостью воинской дисциплины. Рекомендую сей же час приказать всех слушателей собрать во фрунт и сей приказ им объявить и внушить внятно. Я надеюсь, что служители будут стараться доставить мне удовольствие видеть их исправными, беглыми и расторопными, как должно быть, отлично-хорошими, расторопным и исправным людям, в противном же случае принудят употребить над собою законную строгость, к чему, однако, я принужден быть не ожидаю и не желаю, поэтому и от них надеюсь охотного послушания и расторопности. Я почитаю и собственно для них лучше всякое дело сделать с крайней поспешностью, нежели леностью и непроворством длить оное медлительностью.