Валерий Ганичев - Ушаков

Насытились, нахвалили хозяйку и перешли в отцов кабинет. Адмиралтеец с интересом смотрел на картину, где был нарисован развод караула преображенцев перед Зимним дворцом, подивился карте во всю стену, на которой отмечены были места, где побывали Ушаковы, провел рукой по корешкам книг на полке: все военные. Федор Федорович вышел куда-то, потом торжественно занес и поставил на высокую тумбочку сосуды невиданной белизны.

– Ой, что за прелесть и тонкость! – заохали все женшины.

– То порцелиновый сервиз китайский, в Лиссабоне мной приобретенный. Порцелин-то слово не китайское, но поргутальское, а по-китайски то каолин, еще кто-то называет фарфор. А порцелин не что иное, как в огне пережженная и наполовину в стекло обращенная материя. Особливая белизна к числу его добротностей принадлежит и зависит от материй, его составляющих. Пейте из него чай, кофей или другие напитки и вспоминайте, что я в морях плаваю...

Все осторожно повертели, покрутили чашечки, кувшинчики и удобно расселись на диванчиках, стульях, на лавке, покрытой медвежьей шкурой.

Федор Игнатьевич воссел на широком, похожем на трон кресле, раскурил трубку и вопросил:

– Ну так что там, в дальних странах? К войнам или к торговле расположены?..

До сумерек рассказывал Федор и про тихий красивый Копенгаген, про скалистый и маленький Гибралтар, про шумный и веселый Ливорно, про громадный и опасный Константинополь, про народы и страны, разные порядки и обычаи в тех землях. Мать и сестра всплескивали руками, ахали, переспрашивали. Отец шикал на них, поворачивал на политику и дела воинские.

– Лучше ли у них армии? А артиллерия? А корабли? А как устройство по руководству флотами?

Федор объяснил, а адмиралтеец с удовольствием добавил, что русским флотом управляет Адмиралтейств-коллегия из пяти членов: генерал-кригс-комиссар, генерал-интендант, генерал-цейхмейстер, генерал-цалмейстер и генерал-контролер. В ведении каждого была своя экспедиция: комиссариатская, интендантская, артиллерийская, казначейская, контролерская. У каждого экспедитора были свои помощники – оберы. И он надеется, что скоро будет таковым обером в своей интендантской экспедиции.

А потом Федор немного поважничал, позагадывал Даше и Ивану морские загадки. Те силились отгадать, качали головами, хохотали, когда он объяснил им, что сие значит.

– Вот ты, Ваня, скажи, что значило бы во-твоему: быть на ветре.

– Ну так тут дураку понятно: обвеваться ветром.

– Так, да не так. Сие значит: иметь преимущество перед другими кораблями. А еще не бояться ничего, быть удачливым. А вот еще о ветре говорят собеседнику, что ты имеешь ветер. С одной стороны, то значит – скорость имеешь, а с другой – значит быть в милости, в успехе. – Федор подошел к Дашеньке, погладил ее по голове и сказал:

– Французский учишь? – Та кивнула. – Скажи, как понимать их выражение: порт де салю?

Даша зарделась, подумала и неуверенно сказала:

– Может, порт приветствия?

– Ну может быть, а у моряков то значит гавань для убежища, или дом, место, в котором следует искать покровительства. У меня такого места, пожалуй, и не было. А ты, отец, как поймешь сие морское выражение: скроить штаны?

Федор Игнатьевич, увлеченный общей игрой, хохотнул:

– Ха, догадываюсь, что не в портновском смысле, наверное, у вас там его употребляют...

– То-то и оно-то. Сие значит заставить гонимое судно поставить все паруса и употребить все средства для ухода.

– Братик, а что едите в голом море? – снова вмешалась Даша.

– Да все, Дашенька: солонину, рыбу, кашу, сухари. Я разносолов не прошу, все ем и себя приучаю к разному. У нас один офицер из французов ловил морских рыбок, червей, улиток, медуз, уксусом заливал, солил и ел.

Даша взвизгнула, прикрыла рот:

– А ты, братец?

– Я тоже рюмку водки выпил – и съел. Море, оно к умеренности и всеядности клонит.

Федор Игнатьич разумом давно понял, что сын, повидавший света больше его, живет не ведомым ему порядком и законом. Его же законы предполагали жестокую власть командира. Строго спросил:

– Моряков порешь?

– Я их, батя, учу. Сие главное. Мудрость офицерская состоит в том, чтобы править людьми, а не истуканами. Человека и наказать можно за провинность, а истукану все едино: наказывай, не наказывай.

– Ну а моря-то боишься?

– Петр Первый сказывал: боишься пульки – не ходи в солдаты. Так и у нас: боишься моря – не ходи в моряки. Я же собираюсь до самого вечера дней моих на море служить.