Сергей Заплавный - Мужайтесь и вооружайтесь!

Народ и впрямь на Михаила Романова указал. Но случилось это после того, как на заседние Земского собора, длящегося уже третью неделю, каким-то непонятным образом были отозваны с богомолья Федор Мстиславский и его приспешники, а Пожарский, Трубецкой, выборщики из числа крестьян, горожан, священников на него не попали. В их отсутствие Мстиславский вновь разговор о приглашении иноземного королевича на московское царство завел. По его мнению сын владыки Филарета, Михаил, за избрание которого ратовали многочисленные Романовы, а также казаки и старцы Троице-Сергиева монастыря во главе с Авраамием Палицыным, слишком молод и не знатен. Он с такой ответственностью не справится. Выступление Мстиславского даже Ивана Никитича Романова с толку сбило. Он предложил отложить дело об избрании племянника до прибытия его из Ипатьевского монастыря в Костроме, куда Михаил удалился с матерью-инокиней Марфой. Тут-то московский люд, узнав о новых происках Мстиславского и его прихлебателей, в Кремль ворвался. А впереди — казаки Трубецкого.

— Не для того мы Москву освободили, чтобы нужду и погибель понапрасну терпеть! — набросились они на бояр. — Снова хотите отдать нас под власть чужеземцев? Не выйдет! Желаем немедленно присягнуть царю, чтобы знать, кому служим и кто должен вознаграждать нас за службу!

И вновь, как в Казанскую, их натиск решил дело. Собор обязался верно служить Михаилу Романову, а трон ни литовским, ни шведским королям либо королевичам, ни боярам, ни Маринке и ее сыну не передавать.

— … Чтобы цветному платью государя не изнашиваться, слава! — пел Вестим Устьянин. — Его добрым коням не изъезживаться, слава! Чтобы царева золотая казна, слава! Была век полным-полна, слава!..

«Молодому государю не позавидуешь, — думал между тем Тырков. — Не по собственной воле он избран. Отец его, Филарет Романов, с лучшим русским боярином Василием Голицыным по-прежнему в Польше томится. Страна в полном разорении пребывает. А при дворе не пойми что делается. С одной стороны — Пожарский с Мининым и другие отчизники, с другой — Трубецкой, Мстиславский и прочее воронье… Москва на кипящий котел похожа…».

Мог Тырков в этом котле остаться — Пожарский место ему возле себя предлагал, но ведь должен же кто-то и на окраинах Московского государства службу нести. Такая уж у Тыркова натура — в толчее столичной он, как рыба, выброшенная на песок, задыхается. Ему таежные просторы подавай, простую, суровую, но захватывающую жизнь, верных и надежных друзей, таких, как Вестим Устьянин и казаки старой ерамковской сотни. У каждого на Земле свое место и дело. Без них человеку счастья не будет…

А Кирила, слушая славу, что пел Вестим новому государю, сжимал руку отца и шептал:

— Прости, батюшка. Не серчай на блудного сына. Мое сердце от тебя не отпадало…

Чтобы не мешать им, Тыров бесшумно выскользнул за порог, спустился во двор и вдруг услышал знакомый перестук. Глянул на воеводский терем, а там большой пестрый дятел шпиль деловито обстукивает. Будто и не улетал.

— Ну здравствуй, краснопузик! — обрадовался ему Тырков и вздохнул раздумчиво: — Жизнь другая, а шашели те же. Ну долби, долби. Не буду тебе мешать…

Потом вскинулся на коня и, спрямляя путь по Верхнему посаду, поспешил к родному дому. Поворачивая к себе на Устюжскую, заметил издали многолюдие на дворе Шемелиных. Там нынче двойная радость: Сергушка вернулся, да не один, а со вновь обретенным в Троице-Сергиевой обители отцом и молодой женой Мотрей.

У ворот Тыркова ждала Павла. Бросилась она мужу на шею, плачет, целует, кулачками в грудь бьет:

— Ни одному твоему слову не верю, злыдень. Это называется — с обозом в Ярославль сходил? Да ты на войну сходил… Еще и улыбается… Все, друг милый. Больше я тебя одного никуда не отпущу, так себе и запомни. Или со мной, или никак…

Пришлось Тыркову на место новой службы в Томской город Павлу взять.

На Томь они добрались в середине июля, в те самые дни, когда Нечай Федоров на руках у Кирилы в Тобольске умер, а в Москве венчался на царство юный Михаил Романов. Дмитрий Пожарский за свои труды чин боярина из его рук получил, Кузьма Минин стал думным дворянином с годовым окладом в двести рублей и немалым земельным наделом. Их ждало еще немало испытаний, но и вечная слава.

Имеется в виду 7103 год от Сотворения мира, или 1594 год от Рождества Христова.

Контролер.

Служилый дворянин на жалованье с пожизненным поместьем; чиновник для особых поручений.