Алекс Маркман - Заговор против террора

— Понял. — Берия несколько раз утвердительно кивнул, давая понять, что ему ясен план действий. Свалить Вознесенского, это значит свалить Жданова. Это значит, что Маленков станет вторым человеком после Сталина. Вполне подходящий вариант.

Берия поднялся и, подойдя к двери, широко распахнул ее, уступая Маленкову путь. Вознесенский, рассуждал он по дороге на совещание, был единственным человеком, заслуживающим поста главы правительства. С ним Берия мог бы стать вторым человеком и вершить великие дела. Не судьба.

— Да, забыл сообщить, — сказал Маленков, подстраиваясь под походку Берии. — Хозяин распорядился, чтобы мы с тобой приехали к нему вечером на Ближнюю дачу. Он все продумал на несколько шагов вперед. Ждет нас к десяти вечера.

В зале совещаний все, кроме Сталина, были в сборе. Вознесенский, как второй человек в государстве, занял ближайшее место справа от пустующего кресла Сталина. Приглашенные члены Политбюро, несомненно, ожидали прибытие вождя, ибо выражение небесной радости на их лицах сменилось, при появлении Берии, кислой улыбкой формального приветствия.

Заняв свободное место рядом с Маленковым, Берия в доли секунды успел разглядеть каждого и сделать выводы. Среди собравшихся чувствовалась напряженность. Они наверняка понимали, что грядут большие перемены, но в чем они будут заключаться, оставалось пока что только гадать. Каждый надеялся уловить на этом совещании хоть какие-то намеки на дальнейшие планы вождя. А в планах вождя всегда первое место занимали власть и расстрел. Кто следующий?

В зал совещаний неторопливо вошел Хозяин и, небрежно кивнув в ответ на радостные улыбки и восклицания, занял свое место во главе стола. Выглядел он усталым и понурым. «Мешки под глазами и землистый цвет рябого лица. Может, правда, вождь серьезно болен. Все здесь надеются на светлое будущее без Хозяина», — подумал Берия и улыбнулся про себя. Однако заговорив, вождь оживился и, казалось, даже помолодел.

— Международное положение все больше обостряется, — медленно начал он, «прихрамывая» на грузинский акцент сильнее обычного. Значит, что-то с мозгом, решил Берия, и с обожанием посмотрел на Хозяина. Возможен второй инсульт, промелькнула у него мысль. Скорей бы. — Также внутри страны не все благополучно на идеологическом фронте, — вещал Сталин, как старозаветный пророк — Сегодня мы собрались, чтобы обсудить наиболее важные аспекты внешней и внутренней политики и наметить дальнейшие шаги. Давайте начнем с международного положения и выслушаем доклад товарища Молотова.

На каменном лице Молотова мелькнула довольная улыбка, и в глазах блеснули искры радости. Неудивительно: последнее время Сталин относился к нему довольно холодно. А тут вдруг такое внимание!

Берия успел забыть за долгие годы, когда последний раз он видел выражение радости на лице Вячеслава Михайловича. В самых трудных, почти критических ситуациях его лицо оставалось неподвижным, как высеченным из камня. Или, лучше сказать, невозмутимым, ничего не выражающим, как у вышколенного дипломата. Не исключено, что благодаря такой способности он и получил от Сталина назначение министра иностранных дел, несмотря на то, что дипломат он был, по мнению Берия, не ахти какой. Он точно следовал указаниям Сталина во всех переговорах и твердо отстаивал до буквы определенные позиции не потому, что имел свою точку зрения и принципы, а как раз наоборот, потому что никаких принципов или собственных мнений у него либо не было, либо он никогда их не высказывал вслух. Его фундаментом была точка зрения Сталина, и своей задачей он считал понять ее и на этой платформе добиваться результата.

— Международные проблемы, которые нам необходимо разрешить в кратчайшие сроки, по сложности и масштабу не уступают тем, что были перед Второй мировой войной, — начал свою речь Молотов, обращаясь только к Сталину. — Пока не ясно, в каком направлении пойдет Китай после успешного окончания революции. Возникновение НАТО и образование двух враждебных германских государств может привести к военному конфликту в Европе, который ляжет на плечи нашей экономики и людских ресурсов еще более тяжелым бременем, чем война с Германией. Враждебность капиталистических государств по отношению к Советскому Союзу усиливается не по дням, а по часам.

Прав ты, Вячеслав, мысленно одобрил его Берия. Только не упоминаешь ты, что причина этой враждебности и накала международной обстановки — твой вождь, помешавшийся на власти, параноик, подозревающий всех без исключения в том, что они хотят эту власть у него отнять.