Татьяна Мудрая: Сага о Йорун Ночное Солнце

Прозвище, которое дал девочке отец, сохранилось за ней до конца жизни.

Торбьёрг приняла девочку с радостью, потому что ей всегда хотелось такую. Асгейр же более того радовался, получив Индриди, потому что с первого взгляда понял, какой тот хороший боец.

Индриди стал воспитателем и защитником всех детей Асгейра и его жены. Он был великодушен, спокойного нрава, справедлив, на диво храбр и искушён во всех воинских искусствах. Он убил в Исландии много людей, но ни за одного из них не было присуждено виры. В доме его сразу полюбили.

Тем временем Йорун росла и хорошела. К четырнадцати годам она была по плечо своему отцу, за что её ещё прозвали Йорун Длинноногая. Волосы её стали еще красивее и такими длинными, что когда она их распускала, закрывали тело до самых щиколоток. Скальды любили говорить, что ночью в Йорун отражаются три луны: две в зрачках, а одна запутывается в косе и играет на глади волос. Но она этого не слышала.

Несмотря на молодость, Йорун слыла хорошей хозяйкой: любая работа у нее спорилась. Она была такой искусницей, что мало кто и из женщин постарше мог с ней потягаться в любом рукоделии. А когда мужчины семьи сеяли, Йорун всегда находилась рядом и пела заклинательную песню вардлок, чтобы всходы были дружнее, а урожай лучше. Никто не умел петь вардлок так хорошо и таким красивым голосом, как она.

Однако нрав у нее был не по возрасту крутой, и когда нужно, она была очень храбра. То, что было у нее на уме, могла сказать в лицо любому. Оттого многие говорили, что не Индриди надо было бы приставить к Йорун, чтобы её усмирять, потому что в самом главном они слишком схожи друг с другом.

Также нередко видели, как она и Индриди вдвоём уходят куда-нибудь на ровное место: на морской берег или чёрный песок каменных пустошей, — и там упражняются, оттачивая удары, наносимые разным оружием. Это считалось странным занятием, хотя не то чтобы совсем неподобающим женщине. Происходило это, впрочем, открыто и на виду у всех.

Асгейр и Индриди очень доверяли друг другу. Как-то учитель полушутя спросил у своего хозяина:

— Моя любимица уже невеста, и многие сильные мужи уже делают вокруг нее круги, точно ястреб вокруг лебедицы. Что скажешь, если и я к ней посватаюсь?

— Скажу, что ей нужен кое-кто получше бывшего пленника, будь он хоть трижды из княжеского рода, — ответил Асгейр. — И не такой, что вдвое старше, а к тому же покрепче духом, чем ты и чем любой из тех, кого я знаю. Не ожидал я от тебя таких слов.

— Ты прав: я и в самом деле не тот, кто мог бы с ней совладать, — ответил Индриди.

На том дело и кончилось, и никто из двоих не захотел обидеться на другого.

Жил в то время человек по имени Хёгни с Осинового Холма, человек достойный, но небогатый и, по слухам, не во всем удачливый. Женой его была Гудрун Пригожая. У них родилось трое сыновей и столько же дочерей, и все стали людьми весьма уважаемыми. Первенцем их был Старкад Золотая Пуговица. Прозвище своё он получил оттого, что эта пуговица была единственной его драгоценностью, добытой в опасных походах, и он перешивал ее с одного плаща на другой, когда прежний совсем уж истреплется. Ставил он эту дорогую пуговицу как раз на то место, где сходятся на горле ключицы, и, говоря что-нибудь, теребил её пальцами. Был он высок ростом, на голову выше других мужей, и очень силен. Он был приветлив, нерасчетливо щедр, прекрасно владел оружием, дельно судил о людях, и его многие любили. Никто не мог отвести ему глаза, ибо он видел всё как есть: однако был по природе молчалив, на словах прям и резок и казался ко всему равнодушным. Узнавал ли он о смертельной опасности или радостной новости, он не становился печальнее или радостнее. Выпадало ему счастье или несчастье, он ел, пил и спал не меньше и не больше, чем обычно.

Старкад единственный из братьев остался холостяком, хотя был на хорошем счету и успел нажить кое-какое добро.

Вот говорит как-то ему отец:

— Всех невест мы с тобой перебрали, кроме одной. Не хочешь ли посвататься к Йорун, дочери Асгейра Миклагардца?

— Отчего ж нет, — говорит Старкад. — Только молода очень, не отдадут ее из-за одного этого.

— А если бы отдали?

— Взял бы за себя с радостью.

— Говорят, у нее дурной и резкий нрав. Нелегко будет вам поладить.

— Может, и правда, только я не верю. Хочу попытать счастья.

— Что ж, это тебе с ней жить.

Поехали они к Асгейру и посватались.

— Я-то всей душой, — говорит им Асгейр, — да и супруга моя скоро пожелает снять с себя бремя. Но нехорошо такое решать без самой Йорун — она ещё своей волей не сыта.