Владимир Зазубрин - Алтайская баллада (сборник)

Аверьянов слышал только одно — «3» и расстрелу… «3» зазвенело в ушах, как пуля, пролетевшая на сантиметр от головы, «3», как разрыв шрапнели, на минуту ошеломило, оглушило. Не дожидаясь разрешения сесть — тяжело опустился на стул. Председатель кончил читать. В зале захлопали, как комьями земли, закидали подсудимых.

— Садитесь. Подсудимые, поняли приговор?

Аверьянов вскочил огненно-красный, с глазами, налитыми кровью, заревел, как зарезанный:

— Поняли-и-и! Вы с ума спятили!.. Язви вашу мааать! Засудили!

И, теряя сознание, завизжал, зарычал по-звериному:

— И-и-и-а-а-а!.. А-а-а!..

Схватил стул, отломил ножку, замахнулся… Комендант скомандовал:

— Конвой, на ррру-ку!

Аверьянова двое взяли за руки, связали ремнями.

И, как в зверинце, как затравленному зверю в клетку, через решетку штыков кто-то снова бросил Аверьянову:

— Не понравилось! Попалась тигра!

Зал аплодировал, истерично визжал, всхлипывал, бился в истерике, ибо было произнесено это слово, кажущееся черным и беззвучным, но всегда кроваво-красное, таящее, как порох, взрыв, огонь, дым, как удар бича, едкое, бьющее, вызывающее дрожь тела, холодный пот, слезы, плач, истерику и обмороки.

Вечером репортер губернской газеты товарищ Быстрый писал:

«Крестьянин, будь спокоен, твои обиды отомщены — разграблявший твое трудовое достояние… вор, взяточник… ’’кровожадная тигра’’, по твоему меткому выражению… Аверьянов приговорен к расстрелу и будет расстрелян…»

Вечером беллетрист Зуев у себя в комнате бегал из угла в угол, хватался за голову:

— Ведь мы же с Кашиным доказали, что он виноват. Стыд, стыд!..

Кто-то беззвучно хихикал в мозгу:

«Беллетристические фантазии».

Зуев махал руками…

— Нет, нет, он не виноват! Стыд, стыд!

И еще были в мозгу беллетриста Зуева разрозненные, бессвязные, такие вот мысли:

«Революция…

…Революция — мощный, мутный, разрушающий и творящий поток. Человек — щепка. Люди — щепки. Но разве человек-щепка — конечная цель. Революция? Через человека-щепку, через человеческую пыль, ценою отдельных щепок, иногда, может быть, и ненужных жертв, ценою человеческой пыли, к будущему прекрасному человечеству!.. Но что это? Я, кажется, начинаю оправдывать Революцию? Разве она нуждается в оправданиях? Она, рождением своим показавшая, что человек еще жив, что у него есть будущее!..»

Дидль (дидель, по Далю — дягиль) — зонтичное съедобное растение лесных полян.

Бом — скалистый обрыв на дороге или тропе.

Чембары — широкие (обычно холщовые) мужские штаны.

Кошемный — то есть сделанный из кошмы.

Лонись, лонишный — в прошлом году, прошлогодний.

Патфея (портфея) — подхвостник, ремень, идущий от задней луки седла под репицу, чтобы седло при спуске под гору не съезжало.

Кандык — многолетнее растение горных алтайских лугов; цветет в первой половине мая; алтайцы ценили его за маленькие клубеньки, которые копали весной и употребляли в пищу.

Чегень — кислое молоко, из которого выгоняется арака (самогон).

Кам — шаман.

Непереводимое слово, его смысл — милый и уходящий.

Чегелек (чегедек) — верхняя одежда замужних алтаек, теперь уже совершенно забытая.

Антапка — скоба, дужка у ружья для крепления ремня.

Сибирский летописец Савва Есипов, 1636 год.

ЗУ — земельное управление.

Шабур — домотканый зипун, балахон, армяк.

Помха — помеха, препятствие.

Мягкая рухлядь — пушнина.

Имеется в виду группа Бухарина, Рыкова, Томского.

Голобец (голбец) — деревянная пристройка к печи с лазом в подполье; использовалась так же, как лежанка.

Протори — издержки, расходы.