Аб Мише - ШОА. Ядовитая триада

Русское радио Израиля рассказывало об очередных пожертвованиях доброхотов на солдат Армии Обороны. Эмигрантка Софья Лифшиц, фронтовая связистка Второй мировой войны, услышав, удивилась малости даров от состоятельных людей и она, мыкающая одинокую старость в бедной квартирке, единым махом отдала пятнадцать тысяч долларов - всё, что накопила за жизнь, всё.

Но еврейская алчность - притча во языцех.

В иерусалимском храме Гроба Господня - главнейшей святыне христиан, месте смерти, погребения и воскресения Иисуса, собраны под одной крышей три церкви и множество приделов, часовен, монастырей - владения шести конфессий: все христиане и все в многолетней ссоре друг с другом, так что в храме ни хозяина настоящего, ни порядка. Паломники со всего мира бестолково топчутся в безвкусном сумбуре церквей и приделов, пока не утыкаются в единственное место тишины и какого ни есть благолепия. Это - погребальная пещера, где было ложе, на котором, говорят, покоилось тело распятого Христа перед его воскресением. Над гробницей часовня египетских христиан - коптов, вокруг неё вьётся очередь, группы паломников в благоговейном молчании неспешно текут ко входу в усыпальницу. Рядом гиды напутствуют своих подопечных: "Приготовьте каждый по бумажному доллару, на выходе можно купить сувенир". Паломники зажимают в кулаке денежку и с заранее просветлёнными лицами ныряют под надзором двух дежурных монахов в неглубокое подземелье часовни, дрожа от волнения, касаются остатков ложа, откуда вознёсся казнённый Спаситель, и, выходя, оказываются у киоска с многозначительно безмолвным суровым монахом. Из киоска они выходят с иконкой, с крестиком, со свечами, облегчённые от доллара, но озарённые святостью места. Торговля идёт без заминок. Ни монаху, ни прихожанам недосуг вспомнить евангельский рассказ об изгнании Иисусом торговцев из Иерусалимского Храма (Иоанн, 2:13-15) [1, 102].

Сегодня на лекции о жизни в Государстве Израиль и вне его лектор на вопрос ехидного слушателя: "Что определяет жизнь Израиля?" отвечает без заминки: "Деньги". После короткой паузы добавляет: "И в Европе деньги". После долгой паузы: "И в США". И с глубоким вздохом: "Везде".

Привет от Карла Маркса.

Изгнания, разорения, избиения... А заслон от еврейской доли, не всегда и надежный, - деньги: откупаясь, выживали.

Выручала и учёность. В еврейской общине тон задавали вместе (и рядом, а то и в противовес) богач и раввин. Помощь бедным в учёбе раввины почитали самым богоугодным делом, важнее постройки синагоги. Образованный жених значил не меньше состоятельного. Еврейские мальчики, с 4-7 лет учившие Священное Писание и языки, в средневековье прибавили к ним арабский. Тогда изучались также грамматика, философия, поэзия, музыка, светские науки. Евреи тянулись к знаниям, в середине XV в. Базельскому собору пришлось даже запретить им получение университетских дипломов.

Единичные евреи со светским образованием облик средневековой общины никак не определяли. Свободомыслие не поощрялось: в XIII в. французские раввины из Монпелье к восторгу доминиканских коллег упросили их сжечь книги великого еврейского вольнодумца Рамбама (Маймонида) [11, 224]. В 1305 г. в Барселоне раввин Шломо бен Адрет запретил юношам до 25 лет изучать что-либо кроме медицины [12, 112]. В XVII в. передовые тогда евреи Нидерландов за критику Библии отлучали от общины Уриэля да Косту и великого Баруха Спинозу.

Но даже и традиционное обучение оказывалось для евреев спасительным, позволяя им, кто учён и умел, стать нужными христианскому окружению. Невообразимость и, следовательно, неизображаемость еврейского Бога, его абстрактность подталкивала евреев к мышлению отвлечёнными понятиями - отсюда родилась их склонность к изощрённому и изобретательному умствованию хоть в математике, хоть в философии. На той основе поднимались еврейские учёные, врачи, финансисты, занимавшие при европейских дворах завидные должности - ещё одна подпитка юдофобии. Придворная служба могла быть и опасной: всякий промах грозил опалой, разорением, смертью. Но это, конечно, не помеха ни для зависти, ни для ненависти.

В XVII веке, после Тридцатилетней войны (1618-1648 гг.), в ряде германских княжеств явились придворные финансисты-евреи. В последующие два века они быстро богатели на финансовых операциях, на материальном обеспечении воюющих армий, на торговле солдатскими трофеями. Становясь "полезными евреями" для своих государей, они приобретали огромное влияние. Немецкий писатель Генрих Шнее: " Во всех важных внешнеполитических событиях придворные финансисты принимали участие, прямо или косвенно: в дипломатических миссиях, при повышении в должности, при приобретении корон для королей и головных уборов князей, в финансировании войн, продавая и покупая земли... " [42]. Многие из них к XIX-XX векам вошли в правящую элиту, получая дворянские титулы (и чаще всего переходя при этом в христианство). Но Ротшильдов и Монтефиоре в еврейской истории единицы, а бедствующих шолом-алейхемовских Тевье пруд пруди. На положении нищего еврейского большинства явление немногих преуспевающих единоплеменников практически не могло сказаться, разве что усугубить его.